Леди и война. Цветы из пепла
Шрифт:
…про пчелиный мор…
…и новую породу тонкорунных овец…
…фальшивые монеты, что появились на приграничье…
…женщину, которая рожает кроликов, о чем даже столичный доктор свидетельство выписал и саму ее в столицу повез, как превеликое диво…
Дар слушал. Пересказывал Меррон сплетни. Приносил с рынка свежий творог, и молоко, и мед в красных глиняных горшочках – старик-бортник знал много историй и готов был с чужаком делиться. Наверняка для кого-то и сам Дар превращался в историю.
Появился с той, больной стороны, хоть бы граница
Для тещи небось жалел букетов…
Меррон слушала рассеянно. Да и слушала ли?
Ей нужно время.
И первый день в саду ничего не меняет. Второй тоже… десятый. А торопить нельзя. Но когда однажды Дар задерживается, Меррон выходит в сад сама.
– Тебе здесь нравится?
Молчит. А слышать ее не получается: слишком истончилась связь, того и гляди оборвется.
– Мирно. – Она отвечает на следующий день.
И Дар соглашается: да, мирно.
Сквозь кружевную крышу беседки проникает солнце, расцвечивает стол причудливыми узорами. И терпко пахнут розы, жимолость, что-то еще, чему Дар не знает названия. Он ничего не смыслит в цветах, знает только, что их здесь много.
Он принес в беседку подушки и плед. На улице жарко, но Меррон все равно мерзнет.
Это тоже симптом.
Сбросив туфельки, она забирается на скамью с ногами и пристально рассматривает собственные ступни. Узкие. И пальцы длинные, тонкие с аккуратными ноготками. Мозоли исчезли бесследно, а шрам – это мелочь.
– Тебе принести что-нибудь?
Она мотнула головой, но вдруг задумалась, прижав мизинец к губам.
– А… варенье есть?
– Какое?
– Крыжовниковое… или крыжовенное. Не знаю, как правильно. Или вообще любое…
В доме имелось и «крыжовниковое», прошлого года, и свежесваренное земляничное. Дар захватил сливки и маленькие булочки с медом. Меррон постоянно забывала, что должна есть.
Варенье она пробовала осторожно, словно опасалась, что то может быть отравленным.
– Мы здесь надолго? – Она ела сразу и то, и другое. Разламывала булочку пополам и одну половину опускала в миску с земляничным, а вторую – с крыжовенным. Запивала сливками.
И вид был серьезный, хмурый.
Живой.
– В саду? – уточнил Дар.
Страшно было спугнуть это ее возвращение.
– Нет. В доме… в городе…
– Тебе не нравится?
На нейтральной полосе не так много городов, в которых Дар мог бы жить. И здесь не получится остаться надолго. Год-полтора, а больше он без источника не протянет.
– Нравится. – Она протянула кусок булки. – Ты… извини, что я такая. Сил совсем нет. Я пытаюсь, а… их нет. И все время спать хочется, только никак не засыпается. Мне просто надо отдохнуть, да?
– Да. – Булка сладкая до приторности.
– И
– Конечно.
Кивает. Верит? Не похоже на то. А на носу капля варенья, и Дар снимает ее. Земляничное.
– Ты сегодня тоже уйдешь?
– Мне надо учиться.
Соотносить теорию с практикой. Вспоминать. Или запоминать, зазубривать то, что, возможно, когда-нибудь будет полезно. Эти вынужденные недолгие расставания заставляют нервничать, но Дар не готов видеть Ллойда на своей территории, пусть бы от нее были лишь дом и сад, и те одолженные.
– Если хочешь, я останусь.
– Хочу. – Меррон все-таки ложится, сунув ладошки под щеку. – Когда ты уходишь, мне… нехорошо. Я начинаю думать, что ты не вернешься…
Волосы у нее отрастают медленно и жесткие, как конская грива.
– И думаю, думаю… от этого мерзну. Ерунда, правда? Не бывает, чтобы от мыслей замерзали.
Бывает. Дар бы отогрел, только пока не умеет. И если бы не сказала, он бы даже не понял, что не должен уходить.
– Мне казалось, что тебе все равно.
– Нет. Я просто не хочу мешать. Зачем ты вообще со мной возишься?
– Затем, что… помнишь, я обещал тебе все объяснить? Будешь слушать?
Будет, она переворачивается на спину и смотрит внимательно, настороженно даже. Недоверчивая женщина. И удивительное дело – рассказывать ей легко, настолько легко, что хочется рассказать вообще все. Про ту дорогу, кресты, красный шарф и ночь огненных кошек.
Про Арвина Дохерти.
Сержанта.
И другие дороги, которым не было конца. Про крепости, войну, и… и ей нельзя такое слушать. Быть может, как-нибудь потом. Есть ведь и другие истории. О домах и красной черепице крыш. О ежегодной ярмарке, куда привозили товары со всей Фризии. О том, как он сбежал из дому, чтобы пойти с бродячими артистами, и заблудился в толпе… о неудачной краже сахарного кренделя – денег Дар лишился быстро, а желания остались.
…о позорной поимке, розгах и полугодовом запрете на сладости.
…о шоколадных конфетах, которые брат таскал в рукавах, потому что карманы бы оттопыривались, а рукава были широки, удобны. Наверняка отец знал про те конфеты, но молчал, делая вид, что не замечает.
…системе.
Наверное, обо всем, что с ним происходило.
Только рассказчик из него никудышный, если Меррон засыпает. И сон ее глубок, спокоен, поэтому Дар не решается его нарушить. В саду действительно мирно. Бабочки. Птички. Розы вот.
Варенье недоеденное, на которое слетаются осы.
Непривычное, оттого и неудобное ощущение покоя. Оно длится и длится… и Дар сам поддается дремоте, сквозь которую слышит сад. И скрип калитки. Шаги – старый садовник, которому разрешено здесь появляться. Звонкие женские голоса горничных… скоро уйдут.
Ему не нравится, когда кто-то посторонний находится рядом с Меррон.
…щелканье секатора.
Этот металлический звук мешает уснуть. И Дар почти готов прогнать всех, но останавливает себя. Ему нужно учиться ладить с людьми.