Леди и война. Пепел моего сердца
Шрифт:
– Ваша светлость, я не пытаюсь враждовать с вами…
То есть все, что было до сего дня, – действия мирные, но неверно истолкованные?
– …я понимаю, сколь много вы значите для Кайя. И я никоим образом не претендую на то, чтобы вмешиваться в вашу личную жизнь.
По-моему, он влез в нее обеими ногами. Но наша светлость сдерживается.
– Однако политика – дело другое. Народ вас не принял. В городе вот-вот вспыхнет восстание. В замке вас, мягко говоря, недолюбливают. Вы не даете себе труда обратить внимание на нужды людей…
Забыл
– …и люди выражают недовольство.
– Люди вольны в выражении своих чувств. В том числе недовольства.
– Возможен бунт…
– Бунт будет подавлен, – спокойно заметил Сержант. – Гарнизон готов.
– Уверены? Гарнизон – те же люди. И вряд ли они пойдут за вами.
Кормак прав, но Сержант его правоту не признает. Более того, он спокойно пожертвует и городом, и замком, оставив за собой Кривую башню, которую хватит сил удержать до возвращения Кайя.
Он вернется. Обязательно. Он не бросит нас здесь.
– Но даже если гарнизон встанет на защиту вашей светлости, то прольется кровь… много крови… Вы готовы это допустить?
Гражданская война в пределах отдельно взятого города? Из-за меня?
– И какой вы предлагаете вариант?
Он не пришел бы без камня за пазухой. Разве подобный человек нарушит правила поведения, оставив хозяев без увесистого подарка? И сейчас Кормак откидывается в кресле, отпуская стол. Он складывает руки, словно в молитве, упираясь большими пальцами в подбородок. Растягивается рыхлая кожа на шее, собираются складки на щеках.
И я смотрю на темную кайму под ногтями: лорд-канцлер не боится марать рук.
Я же понимаю, что он готов пойти ва-банк. Мятеж. Измена. Казнь. И шантаж мной как единственный способ ее избежать.
– Не я. Совет предлагает вам сменить статус.
Предсказуемо. Во взгляде вызов и ожидание моих слез. Их не будет.
– Ваш супруг получит ту жену, которая соответствует его положению и ожиданиям народа. Вы – достойное содержание и мою поддержку. Все то, что не прощают леди Дохерти, простят фаворитке лорда Дохерти. Вашу… эксцентричность. Вызывающую внешность. Отсутствие манер. Привычку лезть в дела, совершенно вас не касающиеся.
Откровенно. И, пожалуй, близко к правде.
– Вы будете избавлены от необходимости присутствовать на всякого рода официальных мероприятиях, которые вам столь ненавистны. Будете заниматься благотворительностью…
Сходя с ума от ревности и обиды.
– Совет даже не станет возражать против появления у вас детей.
Какая неслыханная щедрость! Кормак близок к тому, чтобы вывести меня из равновесия.
– Боюсь, я не могу принять ваше щедрое предложение.
– Боюсь, в скором времени у вас не останется выбора. Гнев народа порой страшен… Вы уверены, что здесь вы в безопасности?
– В
– Неужели? Вы так безоговорочно доверяете своей охране?
– Больше, чем вам.
– Что ж, я сделал все, от меня зависевшее. Я вынужден буду доложить Совету о вашем упорстве. Боюсь, вы обрекаете нас на не самые приятные действия. Будет начато расследование…
И вынесен вердикт, постановление или иной очень серьезный с виду документ, который Сержант проигнорирует. Но как появление этого документа воспримет Кайя?
– Любые постановления Совета в отсутствие лорда-протектора не имеют законной силы. – Сержант знает, как поддержать. Только Кормака сложно свернуть с избранного пути.
– Но вы не знаете, как надолго затянется это отсутствие…
– Сто пятьдесят шесть часов четырнадцать минут. – Этот стерильный голос не мог принадлежать человеку.
Я, да и не я одна, смотрела на то, как плывет гранитная стена, теряя плотность и цвет, вытягивается, вылепляя лицо. Первым появляется длинный нос, затем лоб и губы, формируются глазные впадины. И тонкая пленка век вздрагивает, раскрывая желтые глаза.
Растут ресницы.
Тянется шея, неестественно длинная, и я не могу отделаться от ощущения, что это создание вот-вот расплывется, как воск по полу.
– Сто пятьдесят шесть часов тринадцать минут, – уточнило оно, отлепляясь от стены. – Вероятность полного выздоровления Кайя девяносто девять и девятьсот семьдесят шесть тысячных процента.
Я знала, что он жив, но все равно не сумела сдержать вздоха облегчения.
Как будто стальное кольцо вокруг сердца разжалось.
Сто пятьдесят часов? Это шесть дней и еще немного.
Продержимся?
Обязательно.
– Система полагает необходимым распространение данной информации как средства понижения уровня агрессии внутри популяции.
Люди, узнав, что Кайя жив и скоро – определенно скоро – появится, не станут воевать.
Вот только вряд ли лорд-канцлер поспешит выполнить рекомендацию.
– Система полагает необходимым предупредить объект. – Оракул, а я не сомневаюсь, что вижу именно его, повернулся к лорду-канцлеру. И разворачивался он всем телом, словно позвоночник его не обладал и минимальной подвижностью. – Действия объекта способствуют развитию кризиса, угрожающего стабильности системы.
– Система ошибается.
Кормак возражает? Ладно, он нормально воспринял появление Оракула из стены и в принципе не выказывает удивления, которое должно бы быть, – это объяснимо. Если Оракул появлялся прежде, то Кормак мог с ним встречаться. Но возражать…
– Накопленный массив информации позволяет системе создавать прогнозы высокой степени точности.
А вот мне под взглядом Оракула неуютно. Взгляд этот лишен выражения, так смотрит камера.
– Система отслеживает нахождение объекта в данной локации. Система будет предупреждена при смене объектом места пребывания.