Леди и война. Пепел моего сердца
Шрифт:
– Тебя проводят.
Ох, вряд ли Сержант обрадуется этой встрече.
– Когда поднимешься до третьего уровня… или выше третьего уровня, но не ниже… Понимаешь?
Меррон кивнула. Понимает. До трех ее считать научили.
– Просто урони шарик на землю.
– И что будет?
– Ничего страшного.
Лжет. Хотя так умело, что еще немного и Меррон вправду поверит, что ничего страшного не случится. Да и то, какая жуть может скрываться в стеклянном шарике?
Такая, которая позволит Кормаку войти в Башню.
И ладно бы… Меррон что за дело? Пусть сами друг
– Все в радиусе ста шагов уснут. И мы обойдемся без крови. Ты спасешь многих людей.
Наверное, безопаснее было бы поверить, но Меррон не могла себя заставить.
– Меррон, от твоего благоразумия зависит не только твоя жизнь. Подумай о тете.
Вот же твари! Бетти точно ни при чем!
– Иди, дорогая.
Она и пошла. До двери десять шагов, каждый из которых как последний. И каблуки туфель с железными подковками звонко цокают по камню. В спину направлены взгляды. Стрелы, кажется, тоже.
С такого расстояния не промахнутся. Арбалетная же стрела человека насквозь пробьет. И ладно, если в сердце или там артерию крупную перережет… хуже, если в спину или живот. Дольше.
А вот и дверь.
Массивная. Старая, но крепкая. И Меррон берется за ручку, тянет на себя, не сразу поняв, что дверь заперта. Бронзовый молоток касается древесины беззвучно. И некоторое время ничего не происходит. Но вот заслонка сдвигается. У Меррон не получается рассмотреть человека, который стоит по ту сторону забранного решеткой окна. Это не Сержант точно.
– Уходи, – говорят ей.
– Нет. Мне надо увидеть Сержанта.
– Уходи.
– Нет!
Заслонка вернулась на место, и Меррон от злости пнула дверь. Она не уйдет. Будет стоять столько, сколько надо, потому что вернуться – признать поражение. И убить тетю.
Время тянулось… Меррон разглядывала дверь, боясь обернуться. Она изучила каждую трещину на лаке, узор патины на бронзе, россыпь гвоздей. Она почти уже решилась отступить – те, кто за спиной, видят, что происходит! Меррон не виновата!
Однако окошко вновь открылось.
– Передай. – Между прутьями просунули лист, который Меррон взяла, уже понимая, что ей не откроют. Наверное, Сержант хорошо знал лорда-канцлера. Читать, что было в записке, она не стала. Отдала человеку, который наверняка решал, что делать с Меррон. Он развернул лист, хмыкнул и вернул.
«Нет смысла менять одну женщину на другую. Все одинаковы. Д.Б.».
Да. Наверное. Все одинаковы. Мужчины. Женщины. Люди.
Равны.
И равно беспощадны.
А Меррон зря надеется на чудо. У нее всего-то есть – кусок мыла и шарик, способный вызвать сон. Тогда уснет и она, но… это лучше, чем ничего. И Меррон разжала пальцы.
Шарик ударился о камень с глухим, совсем не стеклянным звуком. Покатился. И был остановлен носком сапога.
– Извини, – сказал лорд-канцлер, поднимая шарик. – Но войны без случайных жертв не бывает.
И рядом с лордом-канцлером возник невысокий человек в серой одежде, который сказал:
– Пойдем.
Меррон
Поворот. Лестница вниз. Человек пропускает Меррон.
– Далеко идти? – Она решается задать вопрос.
– Иди.
Пролет и еще пролет… снова… в подземелья?
Там мертвецкая. Ивар.
Мертвецкая. Ну конечно, тело в любом случае попадает туда, а палачу лень нести. Да и зачем, когда Меррон сама дойти способна. Она и идет… если Ивар на месте, то… ничего. Он же не воин.
Зато в мертвецкой крепкая дверь.
И вторая имеется. Одну запереть, а через вторую – сбежать. Хороший план? Безумный, но другого нет. И Меррон соглашается, что попробовать надо. Если все равно умирать. Но лестница вывела в незнакомый коридор, и человек сказал:
– Стой.
Все? Вот так? В каком-то закоулке замка? За углом? И просто бросят крысам? Меррон не желала, чтобы ее крысы ели. Она развернулась, взглянула в глаза человеку, который собрался ее убить, вздохнула и изо всех сил пнула его в колено.
Ботинки на Меррон были крепкими.
И колено тоже. Палач не шелохнулся, и, вместо того чтобы побежать, Меррон скрюченными пальцами вцепилась в его лицо, норовя выцарапать глаза. А он не взвыл и не схватился за ногу, оттолкнул Меррон, но почему-то вдруг стало очень больно. Слева.
– Идиотка…
Меррон согласна. Полная идиотка. Полноценная даже.
Она прислонилась к стене и по стене сползла, снизу вверх глядя на человека, сумевшего таки исполнить приказ. И ставший ненужным кусок мыла вывалился из рукава.
На что она рассчитывала? На чудо.
С такими, как Меррон, чудес не случается. И, не желая видеть убийцу, Меррон закрыла глаза. Боль уходила, сменяясь холодом и неприятным оцепенением. А та штука в груди мешала очень. Меррон хотела было вытащить – не позволили.
– Не шевелись. Ну какого ляду тебе надо было…
Не шевелится. Прячется. В темноте. Если сидеть тихо-тихо, то ее не найдут…
Сержант точит меч.
Шестой час кряду.
Круговыми движениями. Вдоль кромки клинка. Аккуратно. Неторопливо. Сосредоточенно.
В какой-то момент он останавливается, всего на секунду, и, не повернув головы, произносит:
– Тебе лучше уйти. Лаашья, ты с ней. Дверь закрыть. Не открывать.
Мысли не подчиниться не возникает. Мне страшно, и, кажется, не только мне. Лаашья торопливо запирает дверь спальни и придвигает для надежности комод. Мы садимся на пол обе и смотрим друг на друга. А с той стороны не доносится ни звука. Однако тишина не успокаивает. Я открываю рот, чтобы задать вопрос, долго ли нам прятаться, но Лаашья качает головой и прижимает палец к губам. Молчи.