Леди-киллер
Шрифт:
— Ну, мам, я сказала, что Уилли, шофер мистера Келли, сидит в машине и наверняка совсем закоченел.
— А… тогда понятно. Что ж, пригласи его в дом. У нас без церемоний…
Тут Патрик допил виски и заторопился, не хватало еще, чтобы Уилли со своей рожей предстал перед Эвелин!
— Ну нет, я и так явился без приглашения, хотел, чтобы Кэйт благополучно добралась до дому, а вон сколько просидел!
Патрик поднялся, а следом за ним и обе женщины.
— Рад был познакомиться с вами, миссис… — Патрик пожал руку Эвелин.
—
Он снова улыбнулся ей:
— Надеюсь, миссис О’Дауд, мы еще встретимся, и, хотелось бы думать, при более приятных обстоятельствах.
— Я тоже на это надеюсь, сынок.
Кэйт вышла проводить Патрика в прихожую, и он нежно ее поцеловал.
— Сейчас, Кэйт, главное — немного успокоиться. Что-нибудь понадобится, звони. Договорились?
У Кэйт к горлу подступили слезы, и она лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Она смотрела ему вслед, пока он не сел в свой «роллс-ройс», и, лишь когда машина скрылась из виду, вернулась в дом.
— А ты, Кэйти, скрытная, это уж точно!
— Ой, мам, он просто мой друг!
Кэйт села на диван и взяла бокал.
— Просто друг, говоришь? Ну так вот, послушай моего совета: сделай все, чтобы он стал тебе больше, чем другом. Понимаешь, что я имею в виду? Такие, как он, на улице не валяются!
— Дело в том, мам, что он владелец массажных салонов!
Набор нравственных принципов у Эвелин О’Дауд менялся в зависимости от места и времени.
— Ну и что? Не всем же служить в полиции! А он, судя по всему, мужчина что надо! Так что прибери его поскорее к рукам, а уж потом объясняй ему, что плохо, а что хорошо!
Кэйт отпила из бокала.
— Узнай старший констебль, что я связалась с Патриком, моя жизнь превратилась бы в настоящий ад!
Кэйт понятия не имела, что старший констебль осведомлен об ее отношениях с Патриком: уже много лет Келли и Фредерик Флауэрс были тесно связаны друг с другом. Теснее, чем кто-либо мог предполагать. Но афишировать это не собирались.
— В таком случае, дорогая, — многозначительно произнесла Эвелин, — пришли его ко мне. Я растолкую ему, что твоя личная жизнь его не касается.
В другой ситуации Кэйт просто расхохоталась бы, услышав гневные слова матери, но сейчас ей было не до смеха, голова буквально раскалывалась от множества проблем, и она ответила:
— Ты прекрасно понимаешь, в чем дело, мам. Патрик — замечательный человек, ты права, но бизнес его не совсем законный.
— Я, девочка моя, тоже готова нарушить закон — в кровь исцарапать морду того подонка, который накачал нашу Лиззи наркотиками. Вот только не знаю ни имени его, ни фамилии.
Женщины помолчали.
— Послушай, Кэйти, если человек этот тебе по душе и ты чувствуешь себя с ним счастливой, поступай, как хочется! Не важно, что подумает старший констебль, или Дэн, или мы с Лиззи, или еще кто-то, пусть даже очень важный! Две жизни никто не живет, вот и делай, что нравится! Ведь не заметишь, как состаришься и станешь
Кэйт соскользнула с дивана и опустилась перед матерью на колени.
— Уж ты-то мне всегда будешь нужна, мамочка!
Тронутая этим ласковым «мамочка», Эвелин привлекла дочь к себе, и на нее потоком нахлынули воспоминания. Кэйт, когда была маленькой, всегда называла ее мамочкой.
— Ладно, Кэйт, я не оставлю тебя, пока буду нужна! И Лиззи тоже, благослови ее Господь! Иногда я просто готова ноги ей оторвать, но любить ее буду всегда! Мою славную девочку, прелестную, как Дева Мария!
Кэйт отпросилась еще на день с работы, и сейчас они с Эвелин вели в больнице беседу с доктором Пламфилдом. При всем доброжелательном отношении к Кэйт, отпустили ее неохотно, и она понимала, что очень рискует. В конце концов, служба есть служба. Особенно сейчас, когда ей поручили такое важное расследование.
В участке теперь, она это знала, только и разговоров что о ее Лиззи, которая пыталась покончить с собой.
Пламфилд, совсем еще молодой, в своих выцветших джинсах и спортивной рубашке походил скорее на общественного деятеля, чем на врача-психиатра. На макушке у него уже просвечивала лысина, а на затылке волосы свисали как конский хвост. В пожелтевших от табака пальцах он вертел свой мундштук.
Когда Пламфилд с видом превосходства откинулся на спинку кресла и вздохнул, Кэйт почувствовала себя школьницей, которую застукали со шпаргалкой на экзамене.
— У вашей дочери, миссис Барроуз, расстроена психика. Это большое несчастье.
Кэйт слушала его очень внимательно, а сама думала: «Ну скажи, скажи что-нибудь, чего я не знаю!»
Пламфилд между тем продолжал гнусавым голосом читать свои наставления, и у Кэйт мелькнула мысль, что лучше жить с самим дьяволом, чем с таким занудой. Не разговаривает, а поучает, будто все дураки, а он один умный.
— У Лиззи ярко выраженная тяжелая депрессия, чем, собственно, и объясняется ее пристрастие к наркотикам и вообще все ее поведение. Поэтому девочка требует пристального внимания. Ласку надо сочетать с наказаниями. Словом, заботиться о дочери.
— Вы считаете, что Лиззи не хватает заботы?
Пламфилд поднял руку:
— Я еще не кончил, миссис Барроуз!
Кэйт закатила глаза: ну и тип! Не человек, а ходячая карикатура!
— Я вижу, вы привыкли командовать! — Пламфилд ткнул в нее пальцем. — Но здесь не полицейский участок!