Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
Потянуть за нить прошлого, перебрав нити чужих имен и чужих же жизней.
…но не остановить волну чужой, чуждой силы.
Было как в прошлый раз.
Она, Василиса, видела, как медленно взмывают руки Нюси, как изгибаются они причудливо, словно крылья. И узкие рукава жакета сползают. Она видела тонкие запястья и темные нити сосудов.
Искаженное яростью лицо.
Пальцы, посиневшие вдруг с совсем уж яркими ноготками.
Силу, которая вскипела сквозь кожу. Вместе с кожей. И эта сила потянулась
Не огонь.
Закричала Марья.
Пошатнулся Вещерский, вдруг упав на одно колено. И над спиной его, выгибаясь, хрупкий, неровный, вспыхнул щит. Дернулся, падая на карачки, Аполлон. А тот, третий, незнакомый Василисе, нехороший собою человек, замахнулся.
Но как же медленно.
Она вдруг поняла: не успеют. И новая, обретенная сила, не поможет… как и косточка, зажатая в руке.
Наверное, следовало бы закричать.
Упасть на землю.
Создать щит. Но… Василиса поняла, что ничего-то не может, что она и пошевелиться-то не способна, и вовсе не в магии дело, а…
…опалила кожу зачарованная бляха родовой защиты. Но слабо, будто… будто через силу… правильно… она, Василиса, не совсем, чтобы Радковская-Кевич, пусть кровь от крови рода, но…
Додумать не успела. Толчок в грудь опрокинул ее на землю.
Было больно.
И еще обидно.
Но… это все, что она успела. И закричать, когда вдруг ледяные иглы пробили на удивление хрупкий родовой щит, а за ним и человека.
Остро, резко запахло кровью.
– Марья, нет! – голос Вещерского потонул в вое огненного шторма.
Затлела солома.
Заискрила.
Василиса встала на четвереньки и мотнула головой. В голове этой гудело пламя и еще сила…
– …Марья…
Голоса доносились издалека, а тот, кто был Василисе нужен, находился рядом. Вот только… сколько места в деннике? Не так и много… а пойди-ка, доползи, особенно если на четвереньках. И встать бы можно, только руки не слушаются.
И ноги тоже.
И ковыляет она… владычица путей заветных… тоже выдумала, глупая, глупая… на запястье золотой браслет, а в руках косточка. И что из того? Надо бы оставить, потому как ни одно, ни другое не способны помочь. А Василиса ползет.
Упрямая.
Всегда такой была. А теперь вот…
Пламя, взвившись под самый потолок, растеклось по нему огненным покрывалом, вцепилось в крышу, в дерево. Жар становился невыносим.
Марья…
Нервничает. И вовсе она не ледяная, а просто… приходится, чтобы силу сдержать. Не удержала, и вот теперь… получилось, как получилось.
– Живой, - сказали Василисе.
И она кивнула, соглашаясь, что да, живой. Пока. И она живая. И… Марья справится. Уляжется пламя, послушное ее слову, и… и все-то будет хорошо.
Наверное.
Если живой.
Задымилась одежда. И волосы тлели… и щит
Крови сколько. Не бывает, чтобы в человеке столько крови. Надо… перевязать. И еще заклятье кровеостанавливающее. Ее ведь учили. Давно. Целительская магия – основа основ… так говорил наставник. И Василиса запомнила.
Но только это.
– Погоди, девочка, - на плечи легли мягкие руки. – Дай, Костенька поработает…
Константин Львович больше не выглядел старым. Собственная его сила переливалась, искрилась, и сам-то он казался не наполненным – переполненным ею.
– А он… сможет?
– Сможет, - дрогнувшим голосом пообещала Алтана Александровна. – Если кто и сможет, то он…
– А…
– Целитель Его императорского Величества… бывший, правда, уж давно от дел отошел, только учит. Ну или когда случай особо сложный, тоже берется.
Сложный.
И… и невозможно, чтобы человек выжил, попав под удар ледяной волны.
Боевое заклятье.
Боевое…
И… нельзя о таком думать.
– Туго идет, - Константин Львович мотнул головой и, оглядевшись, велел. – Друг мой, окажите любезность, поделитесь силой.
– Я… некромант, - предупредил Ладислав.
– Вижу. Потому и прошу.
Константин Львович требовательно протянул руку.
– Это… невозможно.
– Поверьте, дорогой, в мире невозможно лишь отговорить женщину, которая все для себя решила. А магия… магия – это ерунда…
Цепкие пальцы сжали запястье, сдавили, раздвигая свежий шрам, отворяя кровь.
– Две силы и вправду не могут соединиться в мертвой материи, а вот живая… чтоб вы знали, наш организм – удивительнейшее творение, и потому…
Василиса закрыла глаза.
Все будет хорошо…
…все… будет.
Хорошо.
Огонь сползал… и появились какие-то люди. Много людей, кто-то попытался тронуть Василису, но она просто скинула чужую руку с плеча. И Алтана Александровна что-то заговорила, то ли оправдываясь, то ли объясняя. Глупости какие. Разве нужно оправдываться за то, что Василиса просто хочет быть рядом.
А она хочет.
Здесь.
И еще потом… и до конца жизни… и когда за руку взяли уже ее, Василиса не стала сопротивляться.
– Прости, девонька, но его на все не хватит, а ты у нас тоже… в некотором роде с той стороны, - сказал Константин Львович, и Василиса кивнула.
Она согласна.
Сила… сила уходила, по капле, понемногу, сперва та, что еще оставалась на дне родника, что хоть как-то роднила Василису с древним и славным родом, потом и другая.
Эту другую вплетали в нити чужой жизни.