Леди не по зубам
Шрифт:
– И я еду, – с вызовом произнесла Викторина. – Люблю горные перевалы, в особенности в сочетании с бандитскими разборками.
– Но как же… – пробормотал Троцкий, – как же я поеду один? Меня же выследят! Меня снова убьют!
– А тебя никто и не отпускает, Владимир Ильич, – усмехнулся злорадно Бизя. – Уж ты-то точно поедешь с нами! Более того, у меня для тебя есть ответственное спецзадание!
Троцкий опять покачнулся и снова схватился за сердце.
– Боюсь, я не годен для спецзаданий, Глеб! – жалобно произнёс он. – Я болен! У меня двоится
– Сынку, давай мне спецзадание! – встрял Сазон. – Я в хорошей физической форме, не то, что этот контуженный описторх!
– Извини, дед, но это спецзадание не для тебя. Элка, тащи сюда резиновые перчатки!
Не понимая к чему он клонит, я залезла в автобус и достала из аптечки перчатки. Бизя, отчего-то страшно довольный, протянул их Ильичу.
– З-зачем это? – попятился Троцкий.
– Одевай, одевай! – подбодрил его Бизон. – Не голыми же руками тебе в сортире копаться!
– Что-о?! – бледный Ильич пошёл красными пятнами. – Почему в сортире? Зачем в сортире?!
– Ты эту кашу заварил, тебе и расхлёбывать. Из всех нас ты один знаешь точно, как выглядят семнадцать маленьких, пластиковых капсул, которые сожрал Ганс. Так что, вперёд! Контейнер биотуалета в твоём полнейшем распоряжении.
– Ух, сынку, круто ты этого голубя на парашу отправил!
– Глеб, почему я? Гаспарян что попало жрал, пусть он в дерьме и ковыряется! Почему я?! – затараторил Троцкий, но наткнулся на тяжёлый взгляд Бизона, замолчал, быстренько натянул перчатки и, растопырив пальцы, словно хирург перед выходом в операционную, обречённо поплёлся в автобус.
– Герман Львович, покажите Владимиру Ильичу, как вскрыть в туалете контейнер, – устало попросил Бизя Обморока и, посмотрев на часы, заорал: – Чёрт, где же Мальцев!
– Цуцик! Ехать пора! – Сазон свистнул в два пальца и побежал между домиками, заглядывая за каждое дерево.
Все расселись по своим местам, Бизя прыгнул за руль, я устроилась рядом с ним.
– Зря ты так Троцкого при подчинённых, – шепнула я.
– Ничего! В следующий раз подумает, прежде чем совать нос в грязные дела! Пусть они для него в прямом смысле станут грязными!
– Глеб… – К нам подошёл Дэн. – Я хотел сказать тебе…
– Ты всё ещё здесь? – не оборачиваясь, спросил Бизя.
– Да, я ночью отправил снимки.
– Значит, ты свободен и тебе необязательно тащиться с нами дальше!
– Я не могу так уехать.
– Почему?
– Потому что…
– Цуцик! – гаркнул рядом Сазон. – Что с тобой, адъютант?!
Мы как по команде уставились в окно. От кемпингов, по направлению к автобусу шёл Елизар Мальцев. Он пошатывался, он был растрёпан, а свой шейный платок нёс в руке, время от времени утирая им слёзы.
– Что случилось, Мальцев?! – бросилась я к нему.
Сазон уже тряс поэта за плечо, озабоченно заглядывал ему в глаза и орал, орал как оглашенный:
– Нет, ну ты чего, цуцик?! Ты отродясь не ревел!
– Яну украли, – Елизар уткнулся
Смотреть на это не было сил, и я погладила Мальцева по длинным, спутанным волосам. К нам подбежал Бизя.
– Так уж и украли! Кому нужна обезьяна? Да она просто сбежала! – выдвинул он свою версию.
– Нет! Янка не могла от меня сбежать! Пока я спал, кто-то забрался в домик через окно, усыпил её хлороформом и утащил! Вот… я нашёл это в лесу, – он вытащил из кармана марлевую повязку. – До сих пор эфиром воняет! Господи, как же я жить-то без неё буду?! – Мальцев рыдал как ребёнок.
– Цуцик, да не убивайся ты так, я тебе новую обезьяну куплю! – развёл руками обескураженный такими эмоциями Сазон.
– Новую?! – заорал вдруг Мальцев, никогда раньше не способный на повышенный тон. – Новую?! – с кулаками бросился он на деда, заливаясь ручьями слёз. – Это бабу можно купить новую, а обезьяну… – Он оставил затею поколотить Сазона, сел на землю и обхватил голову руками.
– Время, время уходит! – взмолился Бизон. – Тут люди могут погибнуть, при чём тут какая-то парши…
Я ткнула Бизю кулаком в бок, и он замолчал. Сазон помог Елизару подняться и повёл его к машине, обняв за плечи и приговаривая:
– Вернётся твоя мартышка, цуцик! Сам подумай, кому такая головная боль нужна? Как только от наркоза очухается, прибежит, как миленькая. Баловство это чьё-то, небось, деревенские спёрли, как экзотический объект! Наиграются и отпустят! А животные они хозяев искать умеют, даже если те находятся за тысячи километров! Поехали, тут такие новые обстоятельства нарисовались…
Дед обнял друга, и укачивал его, и забалтывал, пока тот не высморкался наконец в свой шейный платок и не заявил, что вполне способен вести машину.
В автобусе Троцкий, держа на отлёте руки в перчатках, поджидал Глеба.
– Нет там ничего, – с отрешённым лицом сообщил он.
– Ты хорошо смотрел?
– Глеб Сергеич, я ему помогал, – поддержал директора Герман. – Мы вместе… того… Заодно я и контейнер почистил. Всё чисто, в смысле, ничего лишнего!
– Та-а-ак, – протянул Глеб и на скулах у него дёрнулись желваки. – Идём по трассе сто двадцать, поэтому прошу всех быть аккуратнее, без надобности по салону не шастать, иначе в случае торможения будут травмы. Едем! – крикнул он деду.
– В путь! – ответил Сазон и, газанув, с рёвом совался с места. Мальцев тронулся интеллигентнее, несмотря на неуёмную мощь своей спортивной машины.
Мы выстроились в колонну и вылетели на трассу слаженным трио, где каждый участник чувствует дыхание, ритм и мысли другого.
За окнами как в калейдоскопе мелькали названия придорожных сёл – Образцовка, Березовка, Быстрянка, Суртайка. Слева проносились скальные включения, справа шумела Катунь. С каждым километром мы приближались к конечной точке безумной гонки. За спиной остались Долина Свободы и Майма. И даже Катунь осталась позади, потому что в Усть-Семе мы пересекли её по мосту.