Леди полночь
Шрифт:
– Не так давно, - произнес Марк.
– Ты потерял меня, когда ты прибыл сюда с Гвином и Иарлатом и позволил им высечь моего брата. Я мог простить тебя за всю боль, прочиненную мне. Но я никогда не прощу тебя за то, что Джулиан и Эмма страдали.
– Эмма?
– спросил Киран, его брови сдвинулись воедино.
– Я думал, так зовут другую девчонку, ту, по которой ты сохнешь. Твою принцессу.
Марка начал душить смех.
– Ради Ангела, - он сказал и увидел, как Киран побледнел от слов Сумеречных охотников.
– Твое воображение ограничивается лишь ревностью.
– Что я могу знать о семье? Мой собственный отец продал меня Дикой охоте. Я не знаю, кем была моя мать. У меня есть три десятка братьев, все из которых были бы рады увидеть меня мертвым. Марк, ты все, что у меня есть.
– Киран...
– И я люблю тебя, - произнес Киран.
– Ты все, существующее на земле и под небесами, что я люблю.
Марк посмотрел в глаза Кирану, серебряный и черный, и увидел в них себя, как и всегда, и ночное небо. И он почувствовал, как предательски потянуло под его ребрами. Он был тем, кто сказал ему, что облака могут быть его дорогой, что ему не придется заботиться о проблемах смертных: о деньгах, жилье, правилах и законах. Он мог ехать сквозь небеса над ледниками, через верхушки деревьев, о которых не знал ни один человек. Он мог спать в руинах городов, затерянных века назад. Его убежищем могло быть лишь единственное покрывало. Он мог лежать в руках Кирана и считать звезды.
Но он всегда давал звездам имена своих братьев и сестер. Сама идея свободы была прекрасна, но являлась лишь иллюзией. Сердце каждого человека было скованно любовью.
Марк снял свою подвеску в виде наконечника стрелы с шеи. Он взял руку Кирана в свою, перевернул ее ладонью вверх и положил кулон.
– Я больше не выпущу ни одну стрелу ради Дикой охоты, - он сказал.
– Сохрани это, и, может, будешь помнить обо мне.
Рука Кирана сжала наконечник стрелы, костяшки его пальцев побелели.
– Все звезды упадут с небес, прежде чем я забуду о тебе, Марк Блэкторн.
Марк легко коснулся щеки Кирана. Глаза принца фейри были широко раскрыты и лишены слез. Но в них Марк мог видеть огромную пустыню одиночества. Тысячи темных ночей были проведены без дома, в который можно было бы прийти.
– Я не прощаю тебя, - произнес он.
– Но ты пришел помочь нам, в самом конце. Я не знаю, что бы случилось, если бы ты не пришел. Так что если ты будешь нуждаться во мне - если на то будет реальная нужда - позови меня, и я приду.
Киран прикрыл свои глаза.
– Марк...
Но Марк уже отвернулся. Киран стоял и смотрел, пока он шел, и хотя он не двигался и не говорил, на краю утеса Копье Ветра поднялся на дыбы и издал крик, устремляя копыта в небеса.
Окна Джулиана смотрели на пустыню. В любой момент в течение последних пяти лет он мог поменяться и взять комнату Марка, у которой был вид на океан, но он не стал из-за идеи, что брат однажды вернется. И, кроме того, это была единственная комната с подоконником, на подкладке, где сейчас
Он сидел сейчас там же, окно было открыто, чтобы унести с собой ароматы, которые все еще, казалось, витали над ним даже после душа: запаха крови и мокрого камня, морской воды и темной магии.
Все закончилось, наконец, подумал он. Даже самая странная ночь в его жизни. Клэри отвела его и Эмму в сторону после захвата Ансельма, обняла их, напомнила им, что они всегда могут позвонить.
Он знал, что Клэри, ее обычным способом пыталась сказать ему, сказать им обоим, что это нормально, возложить все заботы на нее.
Он знал, что это никогда не произойдет.
Его телефон завибрировал. Он посмотрел вниз на экран: это была Эмма. Она прислала ему фото. Никаких слов, лишь изображение ее шкафа: двери раскрыты, а фотографии, карты, линии и записи рассыпаны.
Он бросил джинсы и футболку и направился вниз по коридору. Институт находился в гробовой тишине и был окутан сном, и только звуки пустынного ветра на улице шелестели на стекле и камнях.
Эмма была в своей комнате, сидя около изножья ее кровати, телефон лежал на полу возле нее.
На ней была надета ночная рубашка, длинная с тонкими бретельками, бледно-белая в тускнеющем лунном свете.
– Джулиан, - она произнесла, зная, что он был там, не поднимая глаз.
– Ты же не спал, да? Я чувствовала, что ты не спал.
Она поднялась, смотря на свой шкаф.
– Я не знаю, что с этим делать, - сказала она.
– Я потратила столько времени, собирая все, что казалось уликами, предполагая, думая об этом и ни о чем другом. Это было моим большим секретом, основой всего, что я делала.
– Она посмотрела в его сторону.
– А сейчас это просто шкаф, полный барахла.
– Я не могу сказать тебе, что делать со всем этим, - произнес он.
– Но я могу сказать тебе, что не стоит думать об этом сейчас.
Ее волосы были распущены, вьющийся свет за ее плечами отбрасывал лучи, он приблизился к ней, щекоча ее лицо кончиками кудрей. Он впился пальцами в ладони, удерживая себя от того, чтобы притянуть ее к себе и зарыться в ее волосы лицом и руками.
Вместо этого он посмотрел на заживающие порезы на ее руках и ладонях, на исчезающую красноту на ее запястье от ожога, показывающую, что этот день был не из легких.
Все, что они делали, было не из легких.
– Марк остается, - сказала она.
– Так ведь? Конклав ведь ничего не сможет сделать, чтобы забрать его сейчас?
Марк. Ее первая мысль была о Марке. Джулиан выбросил это из головы: это было недостойно, смешно. Им уже не по двенадцать.
– Ничего, - произнес Джулиан.
– Он не был сослан. Мы просто не должны были искать его. Мы и не искали. Он сам нашел путь домой, и они не могут изменить это. И я думаю, после той помощи, что он оказал нам с Малкольмом, их попытка была бы неверным шагом.