Леди-послушница
Шрифт:
Но все же полученные известия не могли повлиять на настроение людей. И когда толпа хлынула к выходу, все опять улыбались и обсуждали предстоящие увеселения. Что касается Милдрэд, то она для себя сделала один вывод: Юстасу теперь не до нее. Она ведь хотела, чтобы он забыл о ее существовании – теперь вторжение сына Матильды надолго отвлечет его от мыслей о строптивой саксонке.
После прохлады каменных сводов храма солнце просто ослепляло. Люди по большей части двинулись в сторону луга, расположенного за стенами аббатства. Там веселилась молодежь, сновали торговцы с лотками, звенела музыка, выступали фигляры. Парни соревновались, прыгая в мешках, женщины бегали наперегонки, в дальнем конце поля происходили состязания лучников, которыми руководил Джоселин де Сей. Он заметил прогуливающихся вместе Милдрэд и Тильду и поставил подруг в такое место, откуда они могли все видеть и рукоплескать тем, кто делал удачные выстрелы. А потом молодой помощник шерифа даже предложил Милдрэд наградить победителя положенным серебряным кубком – словно она была королевой турнира,
Праздничные столы, за которыми сидели представители местной знати и наиболее влиятельные горожане, занимали почти половину луга. Во главе с одной стороны восседал аббат Роберт, а напротив, на почетном месте, устроилась аббатиса Бенедикта. Милдрэд расположилась неподалеку от нее, заметив, что настоятельница получает явное удовольствие от общения с мужчинами. Правда, говорили они все больше о таких вещах, в которых женщины редко разбираются, – о земельных тяжбах, о старых и новых законах, но все больше о ценах на шерсть и о том, как на них скажется новое положение в стране, сколько людей прибудет на шерстяную ярмарку или, наоборот, не явится, испугавшись новых военных действий. В какой-то миг Бенедикта посмотрела в сторону, и Милдрэд, оглянувшись, заметила среди толпы Артура. Юноша стоял, расслабленно запустив пальцы за опояску туники, и смотрел на нее. Милдрэд ощутила настоящее ликование при его виде, хотя при этом поспешила склониться к сидевшему рядом помощнику шерифа и шепнула, что ей нравится, как красиво он сегодня завил волосы.
– Эту моду на длинные кудри завезли крестоносцы, – заметила она, слегка коснувшись каштановых прядей Джоселина. – Странно, сейчас начали носить более закрытые шлемы, у тамплиеров они вообще скрывают голову до плеч, но тем не менее пошла мода на кудри, как… как у саксов.
В ответ Джоселина она даже не вслушивалась: главное, что Артур видел их вместе. Пусть же поймет, что и ей есть с кем развлечься, пока он пропадает невесть где.
На столы подавали наваристую рыбную похлебку, щедро приправленную специями, большие караваи посыпанного тмином хлеба, местные сыры, гороховые и овсяные каши, жареную и тушенную с овощами птицу, отбивные из свинины, копченую ветчину и сосиски. А вот вина было мало, так как аббат Роберт проследил, чтобы люди более наелись, нежели напились. Что не помешало пивоварам выставить на лугу немалое количество отменного пива, какое разливали всем желающим. И если богатые жители и знать восседали за белыми скатертями, то жители попроще расположились за непокрытыми столами в дальнем конце, а то и просто на траве. Нищие ходили от стола к столу, выпрашивая угощение; с ними в этот день щедро делились, но когда они становились назойливыми, специально следившие за порядком охранники отгоняли их прочь.
Трапеза продолжалась довольно долго; утолив голод, люди пустились в разговоры: сначала о ценах на шерсть, о предстоявшей в августе ярмарке. Немало говорилось и о войне. Многие считали, что король Стефан слишком долго медлил, по своему обыкновению: он ведь знал о готовящемся вторжении и мог бы первым нанести удар, не позволив пришельцам вступить в пределы Англии. О молодом принце Генрихе говорили, что если ему досталась хоть малая толика упорства и смелости матери, то война может продолжаться долго. Матильду многие лорды не признавали именно потому, что она была женщиной, но Генрих – другое дело, он вполне мог привлечь на свою сторону тех, кто устал от бесхарактерного короля Стефана. Ведь последний столько раз прощал своих врагов, что лорды давно перестали опасаться его. Плохо, когда правитель излишне снисходителен к тем, кто не считается с его властью и правит в своих владениях как хочет, собирая налоги в свою пользу, а прибывающие следом эмиссары Стефана сдирают с жителей последние сорочки, дабы удовлетворить еще и королевскую казну. Так что еще неизвестно, столь ли славно англичанам оставаться под нерешительным Стефаном или стоит присмотреться к этому юному Плантагенету.
Разговоры о политике могли продолжаться долго. Особенно когда спорщики стали повышать голоса, и кто-то уже тряхнул приятеля за ворот, кто-то плеснул соседу в лицо пивом. Джоселин де Сей пытался утихомирить расшумевшихся гостей, но разгоряченные люди мало обращали на него внимания.
Вот тогда-то аббатиса и подозвала жестом Милдрэд, велев той поскорее отыскать Артура.
Девушка обнаружила юношу среди зрителей. Он с насмешливой улыбкой наблюдал за тем, что творилось среди столов знати.
– Что, ваш красавчик сэр Джоселин не справляется с обычной
Он неспешно взял лютню, кликнул своих приятелей Риса и Метью. Хорошо, что Гро оставил в покое – пес самозабвенно грыз в стороне большую кость. Но, когда эта троица приблизилась и Артур громко ударил по струнам, а Метью истово загудел в рожок, шум постепенно стал утихать.
74
Блаженны миротворцы ( лат.).
– Благородные господа! – крикнул Артур, выступая вперед. – Праздник не только повод набить приятелю морд… ну то, что вы считаете лицом. На празднике надо веселиться и петь. И если вы соблаговолите сесть по местам, я готов потешить вас одной из лучших песен, каким внимали и в замках сиятельнейших лордов.
Он изящно поклонился, опять ударил по струнам, призывая к вниманию.
Это было красивое зрелище: в свете садящегося солнца он вышел вперед, перебирая струны, вначале быстро и громко, стараясь пересилить гомон, потом все более плавно и мелодично. Стоял, склоняясь к грифу лютни, так что тень от длинных черных волос падала ему на глаза; его поза была исполнена изящества, а прекрасная музыка постепенно привлекала все больше слушателей. Они поднимали перевернутые длинные скамьи, садились; новые слушатели сходились со всех сторон, одни усаживались прямо на траву, другие стояли поодаль.
Рыжий Рис грациозно устроил на плече грушевидный корпус ребека [75] и стал водить по нему смычком, а огромный Метью с удивительной для его комплекции нежностью заиграл на изогнутом рожке. Наконец Артур поднял голову и запел:
– Дурак полюбил королеву, Влюбился без памяти шут. И душу – стыдливую деву, Послал к королеве на суд. Вся в синем, струящемся, длинном, Пошла к королеве она, Приникла к тяжелым гардинам, Вздыхала всю ночь у окна.75
Ребек – старинный струнный смычковый музыкальный инструмент. Состоит из деревянного корпуса грушевидной формы, на нем играют с помощью смычка, выполненного в форме изогнутого лука.
Сильный голос Артура летел, казалось, к самому закатному небу, свободный, как птица, ясный, как небесное светило, сливался с прекрасными звуками музыки, звучал, заставляя замереть и вслушиваться в переливы струн, в протяжный плач смычка ребека, в плывущий звук рожка.
– Спала королева в алькове, А чуть потревожили сон — Нахмурила строгие брови И выгнала нежную вон. И сердце свое упросил он Отправиться к ней поскорей; Всё в красном, кричащем, красивом, Запело оно у дверей. Запело и в спальню влетело, И песня прекрасна была; Она ж, чуть его разглядела, Смахнула посла со стола.Все больше людей собиралось вокруг, не сводя взора с прекрасного певца, извлекающего удивительную музыку, от которой замирала душа.
Артур сильнее ударил по струнам, они зарокотали, ускоряя темп, голос певца стал более звонким, быстрым, почти напряженным:
– «Остался колпак с бубенцами, Отдам его ей – и умру!» Задумал – и сделал: Но даме Пришлась мишура ко двору. Дурацкий колпак примеряет, К устам прижимает, к груди, Сама от любви умирает, Сама умоляет: «Приди!» Окошко и дверь распахнула, Посланцев любви призвала, Одно в ярко-красном шагнуло, Другая вся в синем вошла. Сверчками они стрекотали У губ королевы, у ног: И волосы – цвета печали. И очи – увядший венок [76] .76
Уильям Батлер Йетс. Эта песня была написана гораздо позже описываемого в романе времени. Но автор решил внести его, так как сама песня хороша и соответствует духу рыцарских песнопений.