Леди предбальзаковского возраста, или Убойные приключения провинциалок – 2
Шрифт:
Отчасти я чувствовала вину перед ней за то, что стала катализатором её проблем. Если бы тогда отказала Динаре, когда она попросилась со мной в Питер, то может быть сейчас все было бы по – другому: жила бы она преспокойно в своём Рабочем с Вадимом и детьми. Хотя, почему вся вина должна быть на мне? Я ведь не заставляла ее спать с Тимом. Но Ди вчера сказала, что эта поездка со мной сломала её жизнь. Вроде бы напрямую не обвинила, но…
Удивительно, с какой лёгкостью люди винят других в своих ошибках. Проблема большинства людей в том, что они боятся брать ответственность за собственные
Наверное, я и сама такая: обиделась на Женю за то, что он просто намекнул мне взять ответственность за себя и свою жизнь. А я послала его. Реакция ребёнка, а не взрослого человека.
Взять вот Жонглёршу, да, жизнь ее помотала, и всю вину за это она переложила на свою мать, которая ее бросила сразу после рождения. Машка так привыкла обижаться, что нашла повод для обиды там, где она была неуместна. Юра ведь просто попросил не оскорблять, а она в ответ его ограбила. Что за реакция? Зачем месть?
Обиды, обиды, обиды. Все вокруг друг на друга обижены. Обида стала смыслом жизни.
Скоро уже всем стукнет по тридцать, а все как дети. Не за горами тот самый возраст, о котором писал Оноре де Бальзак. Женщины бальзаковского возраста. А мы выходит – предбальзаковского? Рубеж. Мы сейчас находимся в том промежутке своих жизней, когда нужно срочно научиться брать ответственность за себя, за свои мысли и поступки.
Вчера я встретила родного отца. Сама судьба привела меня на порог его дома. История о том, что отец после смерти моей матери сидел в тюрьме, обескуражила меня. Я не знала, как к этому отнестись. С одной стороны его можно понять: смерть любимого человека, тюрьма, депрессия, реабилитация – просто ему было не до ребёнка. С другой стороны: я ведь его родная дочь, и за столько лет он мог бы прислать весточку о себе. Обида моя немного поутихла, но до конца не исчезла. Наверное, на это нужно время.
Надо будет позвонить маме-Свете и папе-Толе и всё им рассказать. Интересно, как они отнесутся к этой истории.
Так, и всё же, что нужно Чудикову?
Ди зашевелилась под одеялом, бросила на меня заспанный взгляд, выудила из-под подушки свой телефон.
– Соня, ты чего в такую рань встала? – хриплым со сна голосом спросила она.
Я пожала плечами и сказала:
– Знаешь, кто мы? Мы леди предбальзаковского возраста.
– Ого, и что же это значит?
– Что нам пора прекращать страдать фигней.
– Ясно, – протянула она, протяжно зевая. – Поспи лучше.
– Выспалась.
Динара засопела, снова засыпая, но ненадолго. Раздался телефонный звонок.
– С ума, что ли, все посходили, в такую рань трезвонить. Але.
Из динамика послышался мужской голос, который что-то быстро говорил.
Ди молча слушала. Наконец, она коротко сказала:
– Я подумаю.
Она отключилась, а я, сгорая от любопытства, спросила:
– Кто это был?
– Тим.
Во мне затеплилась надежда, что в карьере Динары ещё не всё потеряно, такая же бледная, как рассвет за окном. Но я ухватилась
– Ну? Что он хотел? – спросила я.
Подруга не торопилась с ответом. Она неспешно потянулась, зевнула и, наконец, рассказала мне, зачем звонил Тим Кривцов. Как оказалось, за ночь гордый и обидчивый режиссёр остыл и попросил Динару приехать на съёмки. У меня сразу отлегло от сердца.
– Ну а ты что? Поедешь?
– Нет, – буркнула подруга и отвернулась к стене.
– Как это – нет? – я схватила её за плечо и заставила повернуться. – Как это – нет? Ты слишком многим пожертвовала ради этой роли. Пусть эта жертва не будет напрасной. Подумай!
– А как же моя семья?
– Ты, вообще-то, собиралась разводиться с Вадимом, забыла? – воскликнула я.
– Передумала.
Она отбросила одеяло ногой, отдёрнула шторку, впуская в комнату порцию бледного света. День обещал быть таким же серым, как и вчера.
– Вот как? Стоило ему тебя спалить с любовником, ты сразу передумала. Оригинально, однако. Но послушай. Давай порассуждаем: если ты уже не хочешь разводиться с Вадиком, то ему-то точно нужно время, чтобы тебя простить. И не факт, что это произойдёт. Потому я предлагаю тебе закончить эти грёбаные съёмки и тогда ехать вымаливать прощение. Если он не простит тебя, то, по крайней мере, ты заработаешь деньги и сможешь содержать детей. Да и тебе нужно остыть, подумать, как быть дальше. Нам всем после вчерашнего – надо поостыть и подумать, как жить.
Ди, молча слушавшая мою тираду, ни к селу, ни к городу, засмеялась и сказала:
– А поехали бабку мочить!
– Какую бабку? – не поняла я.
– Ну Сонь, мадам Горелову, конечно, какую ещё?
Мадам Горелова, точно. Хитрая бабулька, облапошившая нас на пятьдесят тысяч. Надо подумать, как вернуть деньги. Хотя это всё нужно было делать вчера, когда она вместе с полицейским выселяла нас из апартаментов на Невском. Как говорится, куй железо, пока горячо.
– Знаешь, что, моя дорогая? – нарочито громко сказала я. – Вчера надо было её мочить, а не прятать голову в песок! Если бы ты…
Я приготовилась сказать Ди, что, вообще-то, если бы она вчера поддержала меня, то мы могли бы доказать полицейскому, что мадам Горелова и её сынок Афанасий Никанорович обманным путём вытянули из нас деньги, но Ди перебила меня.
– Соня, пожалуйста! Вчера мне было не до этого. У меня был сильнейший стресс!
– Ага, стресс… Ладно. С Гореловой разберёмся, только надо понять, как это сделать. Так ты едешь на съёмки?
Подруга тяжело вздохнула, словно я отправляла её на казнь.
–Уговорила. Сегодня съезжу, а дальше видно будет.
На улице моросил мелкий, противный дождик. Даже не дождь, а просто влага без шума ложилась на плечи. На земле было ужасно скользко. Лужи лежали прямо на снегу и не замерзали, что для меня меня, человека, родившегося на севере страны, возмутительно неправильно.
Юрий подошёл к грязно-зелёному пикапу. Слава богу, у отца есть машина. Пнул по колесу, как делают все мужчины, нагнулся, озабоченно осмотрел его.
– Совсем лысая резина, надо менять, – пробормотал он.