Леди Сирин Энского уезда
Шрифт:
— Я успел как раз вовремя. — Зеленый скорбно заламывал руки и вообще кривлялся. — Иначе гадкие громадины, по недоразумению считающиеся моими друзьями и соратниками, осквернили бы самое дорогое!
Я скептически хмыкнула, осматривая «самые дорогие кусты» на предмет заброшенного в них венца.
— А что было бы, промедли я хотя бы на минуту, — продолжал Пак, не обращая на меня внимания. — Это же страшно даже представить!
Он замолчал, сосредоточенно прислушиваясь, и продолжал уже другим тоном:
— Ребята, пора бежать.
Охотник подобрался:
— Проблемы?
— Старейшины
— Это еще почему? — Я наконец-то разыскала свой «моток проволоки» и теперь прижимала его к груди.
— Они говорят, что именно ты виновата в том, что венец активировался и устроил пожар.
— В принципе ящерица о чем-то таком упоминала. Только погибать из-за этого я не согласна.
— Мне очень интересны твои глюки, просто до безумия, а старейшинам — твои желания примерно так же, — затарахтел Пак. — Давай, руки в ноги… Ларс, ну скажи ей!
Мы одновременно обернулись. Охотника рядом с нами не было.
— Куда он? — воскликнул зеленый. — Все, не успели!
На поляну, подобно стае саранчи, вылетело племя пикси. Бывший поклонник — Наперсток — грозно раскручивал над головой чайное ситечко. По осыпающимся с оружия голубоватым искоркам я поняла, что на этот раз столовое серебро воинственных малышей заряжено магией под завязку. Я не заметила, кто отдавал приказы, истошный крик «Связать сирену!» звучал, казалось, со всех сторон. А дальше все произошло, как в фильме категории «Б» с минимумом спецэффектов. Облако вонючего зеленоватого дыма наползло из зарослей. Защипало в носу, из глаз брызнули слезы. Я рефлекторно прижала венец к груди. Его так ко мне и примотали — липкими, дурно пахнущими нитями. Когда химическая атака закончилась, я с удивлением обнаружила себя в виде аккуратно спеленатой мумии, крошечными шажочками семенящей в сторону недавнего пожара. Остановиться я не могла, изменить направление движения тоже не получалось.
— Ты не болтай лишнего, а лучше совсем молчи, — звучало у самого уха. — Они знают, что голосом ты сейчас колдовать не можешь, но ведь могут и рот для надежности зашить.
Я, вывернув шею, скосила глаза. Пак никуда от меня не делся. Из паутинного кома, прикрепленного к моему правому плечу, торчала знакомая тулья тирольской шляпки.
— Ты хоть дышать там можешь? — прошептала я тихонько.
— Только дышать и могу. Думаю, непосредственно перед казнью нас все-таки отлепят.
— А казнить у вас как принято? Через повешение?
— А я знаю? Прецедентов не было еще.
— Значит, зеленый, мы сейчас пишем историю.
— Твой провинциальный оптимизм меня раздражает.
— Тебе-то в любом случае ничего не грозит.
— Я не был бы так в этом уверен. Неизвестно, до чего додумаются эти выжившие из ума развалины.
— Старейшины? Слушай, а куда все бойцы подевались?
— На лобном месте нас ждут. Перед ними задача стояла — паутинные чары активировать. И убедиться, что ты в них влипла.
— Понятно! А то странно получается: поймали, связали и исчезли, как по команде. Я даже заметить не успела куда.
— Все, замолчи уже, мы почти пришли. Или это у тебя нервное?
— Сам дурак, — оригинально
Пепелище, оно же пожарище, встретило меня торжественным молчанием. Вокруг провала, в котором, как я знала, все так же стоял остывающий алтарный камень, столпилось все племя крылатых малышей. Оружие сверкало в лучах утреннего солнца. Бусинка, уже успевшая нацепить свои алые доспехи, ждала меня. За спиной воительницы вяло переминались с ноги на ногу три бледные тени. Мне пришлось прищуриться, чтобы тщательно их рассмотреть. Жрецы, старейшины. Их крылья, будто траченные молью, были полупрозрачными и ветхими, поднять своих владельцев в воздух они уже не могли.
— Моли, траченные молью, — хмыкнула я тихонько и, ощутив резкую боль, замолчала. Кажется, мелкий пакостник цапнул меня за плечо.
Самое обидное, что схватиться за пострадавшее место я не могла, также не могла почесать нос или убрать с лица растрепавшиеся волосы. Черт! А ведь всего полчаса назад мой неожиданный роман, роман всей жизни, можно сказать, был так близок к апогею. Я была желанна, я была красива, я была счастлива. И что теперь? Нелепый фарс с участием крохотулечных старушек. То, что все трое старейшин были дамами, сомнений во мне не вызывало. Пак что-то там рассказывал про матриархат, к тому же бабушки выглядят немного иначе дедушек, даже несмотря на седую клочковатую растительность, украшающую подбородок средней, или абсолютно безволосую голову левой. Чтобы не путаться, про себя я назвала лысую первой молью, средней присвоила второй номер, ну а оставшаяся, опустившая подбородок на грудь и, кажется, задремавшая, осталась безымянной.
— В ее вине мы уверены, — прошамкала моль номер один, поводя бельмами глаз. — Но обычай требует от нас выслушать преступницу, чтоб, когда мы попадем на другую сторону, в вихрь душ, никто не смог упрекнуть нас в том, что мы попрали обычай.
— Лучше сразу все сделать хорошо, чтобы потом возвращаться и доделывать не пришлось, — хмыкнула я про себя.
— Что можешь сказать в свое оправдание, сирена?
— Многое. Во-первых, я ни в чем не виновата. А во вторых… Пусть кто-нибудь почешет мне спину.
Хлипкая попытка разрядить обстановку с треском провалилась. Народ встретил мою тираду недоуменным молчанием. Бусинка даже покрутила пальчиком у виска.
— Ты все сказала? — Моль номер один, кажется, тоже сомневалась в моей адекватности.
Испугавшись, что все разбирательство сведется к этому единственному формальному вопросу и ответу, я затарахтела:
— Ну поймите же вы, я не знала, что артефакт моего народа хранится у вас. Кто мог подумать, что венец сработает так неожиданно!
— Незнание закона не освобождает от ответственности, — вдруг проснулась безымянная моль.
Остальные обернулись к коллеге, но дальнейших откровений не последовало. Старушка сладко зевнула, продемонстрировав младенческие голые десны, и опять захрапела.
— Значит, я требую законного разбирательства! — Убедившись, что старейшина действительно заснула, а не умерла, твердо заявила я. — Требую адвоката!
— Не забудь еще напомнить о праве на один телефонный звонок, — пискнул Пак.