Леди-Солнце
Шрифт:
— А для всех разве нет? — возразила Изабелла и позволила себе топнуть ногой. — Я не хочу быть в безопасности! Хочу к вам! Мне скучно тут! Все время уроки и рукоделие… Рукоделие и уроки!.. Я не как Джоанна. Это ей нравится вышивать!
— Бедная Джоанна! Сколько она перетерпела! — сказал отец.
— Зато ей не было скучно. Я умираю от тоски!.. Ведь ты обещал! Помнишь, ты обещал забрать меня отсюда?
— Когда война окончится, я сделаю это.
— Она никогда не окончится! Я знаю…
Девочка горько
Печальное предчувствие охватило короля. Что, если устами ребенка глаголет истина и война будет длиться годы и годы?.. Он с самого начала понимал, что борьба за французскую корону не может быть скоротечной, а порой начинало казаться, что дело это вообще неосуществимо. Правда, он тут же отгонял подобные мысли.
— Ты ведь обещал… обещал, — продолжала твердить Изабелла. — Сам всегда говорил, что обещания надо выполнять. — Она увидела, что он заколебался, и утроила усилия: — Я не могу без вас… Не выдержу… Особенно без тебя…
Эдуард сдался.
— Хорошо, — сказал он. — Ты поедешь со мной.
О, как приятно было видеть ее мгновенно изменившееся лицо! Какая радость появилась на нем, какими красками заиграли щеки, глаза!
Он сжал ее в объятиях и признался:
— Я тоже не могу без тебя, мое дитя…
Филиппа в тревоге ожидала в Генте возвращения короля. Она знала, что с его приездом вероятность столкновения с Францией превратится в неизбежность. Все чаще вспоминала она о Робере д'Артуа и его дерзкой выходке с цаплей. Если бы не он, не его ненависть к королю Филиппу, все могло быть по-другому…
Эдуард не должен был поддаваться этому злобному искусителю, хотя тот и посмел назвать его трусом, — никто в Англии так не считает, наоборот, все знают, он смел до безрассудства и успел уже не раз доказать это в боях с шотландцами.
Филиппе было известно, что некоторым королева кажется чересчур мягкосердечной. Ну и пускай так думают. Эти люди не в состоянии понять, что мудрость жизни — в слаженности действий и чувств и что лад куда лучше разлада. Так же как мир лучше, чем война, а любовь гораздо благородней, чем ненависть, и приносит больше покоя и счастья.
Если бы Эдуард отбросил мысль о французской короне — о, как счастлива была бы она, Филиппа, и многие, многие другие!.. И в конечном счете он сам.
Иногда ей казалось, что Эдуард не муж, а один из ее детей. Она с улыбкой воспринимала его страсть к нарядам, почти мальчишеское тщеславие, с каким он стремился быть победителем в многочисленных турнирах и играх. Совсем как ребенок. Но это был истинный мужчина, сильный и умный, знающий, чего хочет, умелый военачальник, мудрый правитель — словом, великий король.
Она не могла сказать, за что любит его больше — за силу или за слабости.
Но знала, в чем ее роль в этой жизни: способствовать тому, чтобы его
Оставаясь в Генте с детьми, она подвергалась большой опасности, ибо французы, прослышав об отъезде короля Эдуарда в Англию, могли в любой момент решиться на то, чтобы захватить в плен его супругу с детьми.
Сама Филиппа не думала всерьез об этой угрозе, однако Якоб ван Артевельд беспокоился за королеву и предпринимал кое-какие меры предосторожности, привлекая своих сторонников на защиту королевской семьи и укрепляя оборону аббатства, где те находились.
Филиппа сдружилась с семьей Якоба, с его женой Кэтрин, которая стала крестной матерью ее сына Джона, и сама выступила в той же роли, когда Кэтрин разрешилась от бремени мальчиком, которому родители дали имя в честь английской королевы — Филипп.
В городе и поблизости от него все чаще стали происходить стычки между живущими там французами и англичанами, и Филиппа была очень встревожена, узнав, что один из ближайших друзей ее супруга Уильям де Монтекут, граф Солсбери, похищен и увезен в Париж.
Это известие ей сообщил Якоб ван Артевельд, чрезвычайно удрученный происшедшим.
— Я страшусь за судьбу графа, — сказал он. — Ведь они с королем Эдуардом очень близки. А французский король сейчас не в том расположении духа, чтобы по-доброму отнестись к англичанину.
— О, если бы Эдуард был здесь! Он что-нибудь немедленно сделал бы! — воскликнула Филиппа.
Якоб покачал головой.
— При нынешнем положении мало что можно сделать. Остается только надеяться на лучшее…
Еще большую тревогу вызвало сообщение о том, что корабли французского флота вышли в море, намереваясь перехватить короля Англии на его обратном пути в Гент, и этих кораблей было куда больше, чем у англичан.
Сведения о сосредоточении французского флота дошли и до короля Эдуарда, и он был всерьез обеспокоен: не за себя и свою судьбу, ибо решил вступить в сражение и прорваться на континент, сколько за Изабеллу, которой дал слово короля взять ее с собой в Гент.
Теперь он жалел, что поддался ей и, проявив отцовскую слабость, согласился, чтобы она ехала с ним. Он не мог не признаться самому себе, что избаловал дочь любовью и вниманием, тем, что вольно или невольно выделял ее среди других детей. Филиппа понимала это и старалась противостоять мужу, но мало что могла сделать. Эдуарду все нравилось в Изабелле — даже нередкие вспышки ярости, когда ее прекрасные ясные глаза заволакивались дымкой, а красивое лицо искажалось. Она была не слишком привлекательна в подобные минуты, но он любил ее и такой.