Леди-судьба
Шрифт:
Ледяная маска слетела с лица миссис Оливер, и она яростно закричала:
– Я любила его, будьте вы прокляты! – Ее стиснутые пальцы побелели. – Да, вам легко упрекать меня. Ведь вы не жили под одной крышей с моим отцом. А он нещадно бил меня за каждый проступок, даже за то, что я посмотрелась в зеркало. Этакая малость считалась у него тяжким грехом, а греху не было места в его доме! Я впервые смогла вздохнуть полной грудью только тогда, когда встретила Малкольма. Он сделал меня свободной и счастливой. Я любила его, – ее глаза наполнились слезами. – Я отдалась ему, когда мне не было и шестнадцати, вот как я его любила. Я молила господа, чтобы тот вдохнул в душу Малкольма хотя бы капельку
Она замолчала и уронила голову на грудь.
– Когда вы сказали ему, что у вас будет ребенок, – продолжил за нее Джеффри, – Малкольм отказался жениться на вас. Да, мой отец был холодным и грубым человеком. Представляю, как вы должны были его ненавидеть. Но почему вы мне не сказали о том, что Эдвард – ваш сын? Я с радостью принял бы вас в свою семью. Зачем столько двуличия и лжи, миссис Оливер? И что плохого сделал вам лично я?
Миссис Оливер подняла на Джеффри свои безумные глаза.
– Вы были сыном Кэти! Малкольм отказался жениться на мне и признавать моего сына только потому, что был предан памяти вашей матери и заботился о вашем будущем. Вы всегда были для него единственным ребенком, а моего он признать не пожелал. Эдварда объявили незаконнорожденным и отослали в приют.
Джеффри гневно поднялся на ноги.
– Адвокаты Малкольма сообщили, что на воспитание Эдварда пересылались достойные деньги. А в приют он попал после того, как от него отказались вы. Вы бросили своего сына. Когда же Эдварду исполнилось десять лет, я разыскал его и привел сюда, в свой дом.
– Адвокаты! – презрительно фыркнула миссис Оливер. – Они вам расскажут, вы только слушайте! Первое время Малкольм присылал деньги – ведь на груди у Эдварда было знаменитое родимое пятно Карлайлов! Но деньги-то получал мой отец, у которого мы жили. Нам с Эдвардом из них не перепадало ни гроша.
– Но, по крайней мере, ваш отец позаботился о том, чтобы у вас с сыном был свой дом.
– Да, он выдал меня за пятидесятилетнего вдовца, которого я в глаза не видела до свадьбы. Мой муж, Натан Грэхем, был богатым, но необыкновенно жестоким человеком. До меня ему не было никакого дела, а до Эдварда и подавно. Я в его доме была служанкой, кухаркой и наложницей, бесправнее собаки. – Миссис Оливер снова опустила глаза к полу и продолжила: – Натан грозился расправиться с моим сыном, если я не буду делать все, что он прикажет, при этом быстро и с радостным лицом. Пять лет я сносила его побои. Он бил меня кулаками, плетью, палкой – всем, что подворачивалось ему под руку. Однажды он поднял плеть на Эдварда, и я, обезумев, попыталась броситься на мужа с ножом. Он отнял нож, загнал меня на кухню, избил, сорвал всю одежду и хотел изнасиловать прямо на полу. Я кричала и сопротивлялась. Натан схватил меня за горло и стал душить. Я решила, что настал мой конец, но неожиданно пальцы Натана разжались, и он рухнул на пол рядом со мной. Я увидела Эдварда. Мой мальчик был в крови, но я знала, что это кровь Натана. Эдвард улыбнулся мне своей ангельской улыбкой и сказал: «Он больше не тронет тебя, мама». Я села, прижала Эдварда к груди. Потом, набравшись смелости, посмотрела на Натана. Он лежал мертвый в луже крови, а из спины у него торчал нож – тот самый, с которым я пыталась броситься на своего мучителя. И надо же такому случиться – именно в эту минуту приехал кто-то из друзей моего отца и увидел всю эту картину!
Миссис Оливер откашлялась и рассказала о том, сколько сил пришлось потратить епископу Чемберлену на то, чтобы замять скандал. Кроме того, свидетель шантажировал Малкольма, вымогая деньги и угрожая в противном случае объявить его незаконнорожденного сына убийцей.
Впрочем, Малкольм решил все по-своему.
– После смерти Натана я находилась в шоке, – продолжала миссис Оливер, – а когда оправилась, то оказалась у своей тетки в Йоркшире. Я спросила у отца, где мой Эдвард, и отец мне ответил, что Малкольм услал мальчика неизвестно куда и не велел его искать, угрожая отдать Эдварда под суд, если я не послушаюсь. Что мне оставалось делать? Только принять эти условия.
– Если то, что вы рассказали нам, – правда, то каким образом мой брат получил вот это? – спросил Джеффри, показывая свидетельство о рождении Эдварда. – Здесь в графе «мать» указано ваше имя.
– От моего отца. Он встретил Эдварда в Оксфорде и понял, что вот этот образованный, красивый молодой человек – его внук, причем единственный.
– Как он мог узнать Эдварда? – перебил ее Джеффри.
– Эдвард очень походил на моего отца в молодости. Даже волосы с седой прядью у него были, как у всех Чемберленов. Мой отец сошелся с Эдвардом поближе и убедил его мстить Карлайлам.
– А заодно рассказал ему и о вас.
– Да, – кивнула миссис Оливер. – Когда вы жили в Ирландии, мой отец заболел. Перед смертью он признался в том, что приходится Эдварду родным дедом, и рассказал, как ему найти свою мать. Годом раньше от воспаления легких умер мой муж, Брэм, и я жила совершенно одна в Уитли. Когда Эдвард разыскал меня, наша встреча оказалась для меня не только радостной, но и печальной. Ведь вся жизнь моего сына была исковеркана. Я поклялась тогда сделать для него все, что в моих силах.
– Но, мадам, то, что вы сделали, называется преступлением! – гневно воскликнул Джеффри. – Восемнадцать лет вы шпионили в моем доме. Ради призрачного счастья Эдварда вы пытались разрушить мою семью.
Майлс не мог больше молчать.
– Если вы, миссис Оливер, не скажете нам, куда Эдвард увез Кэтрин, я заставлю вас заплатить и за это преступление, – заявил он.
Миссис Оливер встала, посмотрела Майлсу в глаза и произнесла:
– Я ничего вам не скажу. Мой сын наконец получил то, что принадлежит ему по праву, то, чего жаждала его душа, и я готова заплатить жизнью за его счастье.
– Но Кэтрин – его родная племянница, – напомнил Майлс. – Я боюсь, что, когда Эдвард обнаружит свою ошибку, он убьет ее. Вы должны сказать, где он.
– Проваливайте к черту, милорд, – поморщилась миссис Оливер. – Я никогда не предам своего сына.
Майлс, вне себя от гнева, уже занес кулак, но в этот момент его окликнул с порога знакомый, родной голос:
– Не бей ее, Майлс. Я знаю, где искать Кэтрин.
Майлс обернулся и увидел стоящую в дверях Викторию. Он смотрел и не узнавал свою лучшую подругу. На Виктории были мужские бриджи, свободная матросская рубаха и высокие, до колен, сапоги.
– Тори? – изумился он.
Джеффри вышел из-за стола, и Виктория упала в его объятия. Он поцеловал дочь и радостно воскликнул:
– Вот ты и вернулась, Виктория! Кэтрин сказала, что ты вернешься, и ты в самом деле вернулась!
– Ах, папа, как же я соскучилась по тебе! Ты прекрасно выглядишь. Когда я уезжала, то боялась… Нет, не будем сейчас об этом. Знаешь, мне так много нужно рассказать тебе, что я теряюсь и не знаю, с чего начать.
– Начнем с того, что уберем эту женщину с глаз долой, – сказал Джеффри. – Люси, попроси Тома и Джона отвести миссис Оливер в ее комнату. А ты, Виктория, объясни хоть что-нибудь Майлсу. Он, по-моему, дара речи лишился.