Ледокол 2
Шрифт:
Зная все это, сам собой напрашивается вопрос: почему именно в Польше начал восхождение к своей сомнительной литературной известности Резун и его «Ледокол»? Почему этого не произошло десятью или пятью годами ранее во Франции или Англии? Ведь именно там появились его первые публикации. Ответ прост.
Потому, что своей писаниной Резун тщится возложить вину за развязывание второй мировой [118] войны на Советский Союз. То есть он утверждает, что в 1939 году мы оккупировали ни больше ни меньше как «часть территории Польши». Поляки называют ее «крэсы всходне», а мы Западной Беларусью! Именно это и нравится больше всего нынешнему «ясновельможному панству», все громче заявляющему о своих высосанных из пальца «правах на крэсы всходне». Да и хозяева Резуна не прочь пересмотреть итоги Ялтинского соглашения. Дело за малым,
Итак, 1919 год. В Европе пушки перестали стрелять. Мировая война окончена. Впереди еще Парижская мирная конференция (1919-1920), на которой будет вырабатываться подробный план ограбления побежденных стран.
По словам А.Ланщикова, воцарилась долгожданная тишина, но спокойствия нет. Россия продолжает свое самоистребление в бушующей гражданской войне. Победители тихо и, как им кажется, легитимно грабят побежденных, предусмотрительно составляют планы долгосрочного или даже бессрочного грабежа, деловито кромсают политическую карту, выкраивая новые государства, приращивая победителям территории за счет побежденных. Исчезает в историческое небытие Австро-Венгерская Империя, которую советский агитпроп станет называть лоскутной (то есть как бы ненужной, как бы никакой, забывая, что эта «лоскутная» империя долгие годы прикрывала Европу от вторжения с [119] географического юга исторического Востока). Зато на политической карте вновь появляется Польша и становится вроде бы невзначай в ряд крупнейших европейских государств.
19 июня 1919 года введенный «верховным правителем» России А. В. Колчаком в должность главнокомандующего Вооруженными силами Юга России А. И. Деникин отдает в Царицыне приказ о походе на Москву. В это время армии самого «верховного правителя» уже откатывались к Уралу. Деникин писал:
«Третье место по значению в судьбах противобольшевистского движения по справедливости принадлежит Польше. Предпринимая наступление в направлении Киева, я имел в виду огромное значение соединения Добровольческой армии с польскими силами, наступающими к линии Днепра. Это соединение выключило бы автоматически весь западный фронт и освободило бы значительную часть сил Киевской и Новороссийской областей для действий в северном направлении. Наступление польских войск к Днепру отвлекло бы серьезные силы большевиков и обеспечило бы надежно с запада наши армии, идущие на Москву. Наконец, соединение с поляками открывало нам железнодорожные пути в Западную Европу – к центрам политического влияния и могущества, к источникам материального питания армии».
Поляки под предводительством Ю. Пилсудского к тому времени начали свой первый поход на Киев, подписав в Бельведере с «головным атаманом украинских войск» С. Петлюрой «договор об освобождении Украины».
В поход выступила армия численностью в 50 тыс. штыков и сабель. Однако:
«Зондаж взглядов Деникина и других белых генералов убедил Пилсудского, что их позиции не дают надеяться не только [120] на федерацию, но и даже на сохранение уже обретенной независимости, максимум – автономия. Поэтому капитан Бернер, делегированный Пилсудским на тайные переговоры с представителем Советского правительства Ю. Мархлевским, дал понять, что не в интересах Польши поддерживать начавшееся наступление Деникина на Москву. И на пинии соприкосновения советских и польских войск воцарилась тишина. Деникин, рассчитывавший на помощь Пилсудского, утверждал позже, что именно это позволило Красной Армии победить его».
Действительно, друг детства, усатого «социалиста» успевшего до революции посидеть в сумасшедшем доме и поработать на австрийскую и германскую разведки Пилсудского{7} – прибывший в Варшаву в составе советской миссии «Красного креста» Ю. Мархлевский – польский эмигрант, большевик и соратник Р. Люксембург – сумел убедить будущего фюрера
«Генерал Пилсудский объяснял отсутствие взаимодействия с русскими противобольшевистскими силами тем обстоятельством, что ему, «к сожалению, не с кем разговаривать, так как «и Колчак, и Деникин реакционеры и империалисты…». Польская армия в дни, наиболее тяжкие для русских войск (начало 1919 года. – Прим. авт. ) вот уже около трех месяцев прекратила наступление, дав возможность большевикам перебросить на мой фронт до 43 тысяч штыков и сабель. Большевики так уверены в пассивности польского фронта, что на [121] киевском и черниговском направлениях они совершенно спокойно наступают тылом к нему».
Осенью 1920 г. Пилсудский на предложение представителей «белого» движения продолжать войну с большевиками заявил: «Зачем? Пусть Россия еще погниет лет 50 под большевиками, а мы встанем на ноги и окрепнем».
В декабре 1919 года Верховным советом Антанты советско-польская граница была установлена по «линии Керзона», в основу которой лег этнический принцип. Ее предложил английский министр иностранных дел Д. Керзон. Но Польшу горячо поддерживала Франция, поэтому в данном случае она игнорировала и Верховный совет Антанты, и самого Керзона.
Именно польский маршал Пилсудский стал первым диктатором, решившимся на глобальную перекройку карты Европы после Первой мировой войны. Гитлер и Муссолини были еще далеки от власти, когда Пилсудский начал реализовывать свой амбициозный геополитический проект восстановления Польши в границах 1772 года. Польша, по мысли Пилсудского, должна была играть доминирующую роль в Центральной и Восточной Европе, подобную той, которую в XVIII веке играла Речь Посполита. Территориальные притязания Пилсудского к «обрезанной» большевиками России выходили далеко за рамки ее западных областей. Недаром вновь возникшая на политической карте Европы Польша начала войну сначала против Советской Украины и Советской Белоруссии, а затем и против буржуазной Литвы…
Намного позже, в январе 1939 года, спустя почти пять лет после смерти Пилсудского (о которой один из [122] гитлеровских фельдмаршалов В.Кейтель скажет, что «просто несчастье, что умный маршал Пилсудский, с которым Гитлер мог бы обо всем договориться, ушел из жизни так рано!»), один из его вернейших соратников, министр иностранных дел Бек, во время своего визита в Германию заявил Гитлеру, что Украина – «польское слово», которое означает «восточные пограничные земли».
Во время этого визита состоялся и примечательный диалог Бека с министром иностранных дел рейха Риббентропом, о чем последний оставил такую запись:
«Я спросил Бека, не отказались ли они от честолюбивых устремлений маршала Пилсудского… от претензий на Украину. На это он, улыбаясь, ответил мне, что они уже были в самом Киеве, и что эти устремления, несомненно, все еще живы и сегодня».
Эти идеи Пилсудский реализовал с грандиозным размахом. Он стал единоличным диктатором Польши в 1926 году, продемонстрировав редкостный для Европы издевательский тон по отношению к парламенту: «…Я мог бы не впустить вас в зал национального собрания, насмехаясь над всеми вами, но я проверю, можно ли пока еще в Польше править без кнута». «Сейм политических проституток» – эту оценку польского парламентаризма Пилсудский пронес через всю свою политическую деятельность.
Стремясь к единоличному правлению, Пилсудский руководствовался элементарной логикой диктатора – править должен один. Для строительства империи от моря до моря, чему посвятил свою жизнь Пилсудский, диктатура была единственно возможной формой правления в условиях предвоенной Польши.
Соответствовал обстоятельствам и тот культ личности, который сложился вокруг имени диктатора. [123] Этот культ нес такой же отпечаток пошлости и безвкусицы, как и культы Гитлера, Муссолини. Вот один из образчиков популяризации образа Пилсудского, принадлежащий писателю Юлиушу Каден-Бандровскому. Описываются тяжелые будни вождя нации во время Первой мировой войны: