Ледовый десант
Шрифт:
3
За время службы на границе Максиму Колотухе много раз случалось выступать на собраниях — пионерских, комсомольских, рабочих, партийно-комсомольских. Не было собраний лишь в группе партизан, в их отряде десантников. Какие еще там собрания и протоколы, если все на виду, если комсомольские и партийные билеты на Большой земле и бойцы платили взносы не деньгами, а добытыми разведданными, сброшенными под откос фашистскими поездами.
Но одно дело вражеский тыл, а другое — регулярная армия. Тут есть партийное и комсомольское бюро. Тут собирают
Сегодняшнее партийно-комсомольское собрание командиру орудия Максиму Колотухе и наводчику Василию Волкову должно запомниться навсегда. Сегодня накануне наступления на Киев их должны принять в партию.
Рано утром они побрились, подшили к гимнастеркам белые подворотнички, Колотуха надраил до блеска голенища хромовых сапог. Сколько бойцы 5-й заставы знают его, не помнят, чтобы он ходил в кирзовых сапогах. Даже когда выдавали кирзачи перед вылетом десанта, он умудрился как-то поменять их на хромовые сапоги.
Шли уже пятые сутки, с тех пор как началась рокировка танковой армии и частей усиления с Букринского плацдарма на Лютежский. Большое количество техники еще было сконцентрировано в густых лесах между Днепром и рекой Ирпень. Как и во время рейда через днепровские переправы вблизи Зарубенцев, все заботились о маскировке танков и орудий от глаз воздушных разведчиков, да и не только воздушных. Поэтому даже повара варили горячую пищу лишь раз в сутки и только на сухих сосновых ветках — они не дымят и сразу вспыхивают огнем.
Солдатам показывали фильм «Кутузов». О нем много говорили, спорили. Особенно всем запал в память один эпизод — это когда фельдмаршал Кутузов приказывает ночью зажечь как можно больше костров, чтобы ошеломить Наполеона количеством войск, преграждающих захватчикам дорогу на Калугу. А вот теперь, через сто тридцать один год, такой же хмурой осенью, солдаты и офицеры делали все, чтобы враг не заметил присутствие на Лютежском плацдарме танковой армии и больших сил артиллерии.
Вечером второго ноября танковые части заканчивали последние приготовления перед штурмом вражеских укреплений. Каждый экипаж брал по два боекомплекта снарядов, пулеметных лент, двойной запас солярки-горючего. Танкисты приваривали к бортам трех-четырехметровые кронштейны и устанавливали на них фары. Атака должна начаться рано утром. Чтобы лучше было видно поле боя, несколько танковых отрядов пойдут в атаку с включенными фарами — пусть немцы стреляют по фарам, отдаленным от «тридцатьчетверок» и «КВ» на три-четыре метра.
…Когда коммунисты приступили к голосованию, Максим Колотуха заволновался еще больше. Хотя на это и не было причин. На все вопросы он ответил правильно. Биография у него чистая. Женился, находясь в партизанах, и уже имеет полуторагодовалого сына. Есть боевые награды. Никаких родственников за границей нет. Но «знакомые» скоро будут. Вся продажная нечисть, что воевала против партизан, окажется там, когда Красная Армия перейдет западную границу.
Ему вспомнился побратим-пограничник, а потом комиссар партизанского отряда Артур Рубен и командир отряда Герой Советского Союза Иван Опенкин. Оба они еще
«В бой за Киев хочу идти коммунистом. Если погибну в бою, пусть живет мой народ…»
Волновался и Василий Волков. А если упрекнут пленом? Что из того, что рекомендацию написал сам командир артдивизиона капитан Заруба? Перед партией все должности и чины равны! А вдруг не поверят пулевым ранам на спине и на груди, полученным во время расстрела севастопольцев в Запорожье на виду у самого генерал-фельдмаршала Манштейна? Подпольщики вагоноремонтного завода, спасшие его после того, как выполз из кучи трупов полуживым, говорили, что он родился в сорочке. Нет, никому не желает он такой «сорочки», разве что тем, кто расстреливал его, и самому Адольфу Гитлеру…
Напрасно волновались Колотуха и Волков. Все коммунисты единогласно проголосовали за них.
После собрания Волков ушел в лес. Ему захотелось побыть одному. Он остановился возле вековой, дуплистой сосны и, прислонившись к шершавому стволу щекой, заплакал. То были слезы, которые он сдержал, когда эсэсовцы расстреливали моряков, когда стреляли в него самого. Когда-нибудь они должны были прорваться…
К Максиму Колотухе подошла Маргарита Григорьевна.
— Поздравляю, Максим, с приемом в партию!
— Прими и от нас поздравления! — крикнули в один голос Терентий Живица и Андрей Стоколос.
— Спасибо, друзья, — старшина пожал протянутые руки. — А вы, Маргарита Григорьевна, к нам в гости? Все-таки лучше бы вам находиться в медсанбате.
— Не будем об этом говорить! На войне не думают о том, где лучше. Сам ведь все время ищешь не там, где лучше, как та рыба, где глубже, а наоборот.
— Поужинаете с нами? — предложил Колотуха Маргарите Григорьевне.
— С удовольствием, — кивнула она.
— Ну так что, хлопцы, идите накрывать стол. У нас сегодня такая дорогая гостья…
Андрей Стоколос, надев на палку котелки, направился к кухне. Следом за ним зашагал Терентий Живица.
Ужин состоял из первого и второго. Рано утром начнется бой. Сухой трехдневный паек солдаты получили еще днем. Завтра рассчитывать на кухню не придется.
— Эй, пограничники! — укоризненно покачал головой повар. — Почему мало котелков принесли? Я сегодня наварил с запасом. На шестерых и полведра могу насыпать. Всяких шпионов ловили, а тут не сориентировались. Берите мой котелок вдобавок, только верните. Казенная вещь. Я за нее отвечаю.
— Вернем. Знаем, что такое растрата для повара и кладовщика, — ответил Живица. — Насыпай побольше. Может, по чарочке дадут, чтоб ночью не замерзли. Землянок ведь нет.
— Пора забывать о плацкарте, Терентий! Нагреетесь, когда начнете стрелять по гансам. Это я вам гарантирую. Ах, как пахнет! — повар шмыгнул своим приплюснутым носом. — Тут и петрушечка сушеная и укропчик, которыми я запасся еще в селе под Ворсклой. Ешьте, братцы, суп гороховый и знайте, что витаминов и белков в нем, как в лимоне!