Ледянаая страна
Шрифт:
В общем-то все это было ничем иным, как огромной конструкцией, состоящей из тайн и запретов, - вздохнув сказала она и подложила еще дров в камин.
– Решение ввести демократию было правильным. Королевские семьи вынуждены были отдать атрибуты палате сенаторов, где их охраняла личная охрана примуса. Это был жесткий шаг, понравившийся далеко не всем.
– Могу себе представить, - я вспомнила с каким ожесточением Бальтазар стремился вернуться к власти.
– Однако примус снова отдал их королевским семьям.
– Да, но не из щедрости, а потому что не мог гарантировать их безопасность. Незадолго до перехода Объединенного Магического
Бабушка вернулась на свое место рядом со мной.
– Значит примус больше не хранит атрибуты власти?
– разочарованно спросила я, потому что до сих пор была уверена в этом.
– Именно так, - подтвердила бабушка.
– А что с атрибутом нашей семьи?
– с любопытством спросила я.
– Это значит, он хранится у тебя?
Я позволила себе короткий момент надежды, но уже по лицу бабушки поняла, что надежда была тщетной.
– Нет, к сожалению, у меня его нет. Такое решение приняла моя бабушка, ведь это она голосовала за отмену монархии. После того, как палата сенаторов в шестидесятых годах вернула атрибуты власти на хранение королевским семьям, бабушка отнесла его обратно в потайное место. Она никому не рассказывала о нем, и эта тайна умерла вместе с ней. Но честно говоря, я никогда их и не искала и даже не хотела заново открывать эту главу истории.
– Значит атрибуты власти вернулись к королевским семьям, - задумчиво сказала я. Нужно будет поговорить с Адамом, ведь получается, в его семье тоже хранится атрибут.
– Насколько я знаю, так и было. Конечно за исключением хроники Акаши, которая осталась на сохранение в палате сенаторов, потому что семья Бальтазар попала под подозрение, что хочет объединить атрибуты.
– Значит ты понятия не имеешь, где наш атрибут, - задумчиво сказала я.
– Может ты знаешь, о какой вещи идёт речь?
– Не знаю даже этого, - вздохнула она.
– Вскоре после того, как моя бабушка спрятала атрибут, она умерла, и мне даже в голову не пришла мысль искать его.
– А что с атрибутом семьи Некельсхайм? У Эдгара ведь тоже должен был быть доступ к нему.
– Для твоего деда эта тема тоже была закрыта. Он больше не хотел вспоминать старые времена. Мы никогда об этом не говорили. Он был за демократию и отказался от всего старого. Сегодня, возможно, это сложно понять, но для нас преобразование монархии в демократию было вступлением в новую эру. Мы хотели оставить позади всё старое и вчерашнее и направиться в новое, современное и светлое будущее.
Наследие монархии не интересовало нас. Эдгару действительно было всё равно, куда его бабушка и дедушка или родители отнесли атрибут. Мы никогда не говорили об этом. У нас были другие заботы. Мы поженились, и хотели построить нашу жизнь во внезапно помолодевшем обществе. Но потом всё пошло не так, - бабушка внезапно встала и прошла к окну, где молча выглянула в ночь.
– Значит с ним исчез также атрибут его семьи, - тихо сказала я.
– У него не было братьев и сестёр, только несколько кузенов и кузин, живущих по всему миру. Все остальные, кто мог что-то знать, уже давно умерли. В то время я потратила много времени, чтобы выяснить, почему
– Мне очень жаль, - сказала я, встала и подошла к ней, чтобы обнять.
– Мне так жаль, что я снова бережу все эти раны, - я не смогла подавить всхлип.
– Тоже сделала Катерина, и я не смогла с этим справиться, - тихо сказала она, нежно погладив меня по волосам.
– Когда и ты пошла по этому пути, я думала, что умру от боли. Но так просто не умираешь. Между тем я восстановила душевное равновесие, и кое-что поняла: судьба бросает мне вызов, и в то время я не приняла боя, а отступила. Поэтому события повторяются снова и снова и будут повторяться до тех пор, пока когда-то совершённая несправедливость не компенсируется. За всё в жизни нужно платить. Я также знаю, что у тебя больше нет другого пути. Арпади заманили тебя в Антарктику, и в этом есть причина. Ты сильная, и я верю в то, что ты сможешь освободиться из их когтей. Ты должна это сделать, и ты вернёшься снова ко мне. Я твёрдо в это верю.
– Обещаю, - шмыгнула я.
Я хотела сказать больше, поблагодарить её за понимание или просто за то, что она вернулась ко мне. Но бабушка поняла меня и без слов, как уже понимала всегда.
Она крепко прижала меня к себе, и так мы долгое время стояли в свете огня, понимая, что это только затишье перед бурей.
На следующее утро я встала рано и ещё перед чашкой кофе выполнила упражнение, которое повторяла вчера целый день с бабушкой. Даже если мне, скорее всего, только казалось, будто головная боль стала чуть слабее, когда я пыталась послать любовное сообщение Адаму, я всё-таки расценила это как положительный знак. Только не нужно отчаиваться, мужественно говорила я себе, когда в третий раз поднималась с пола. Бабушка пообещала, что я в конечном итоге справлюсь с заклинанием, и я крепко держалась за это обещание.
Вдохновлённая этой мыслью, я собрала на рассвете вещи, попрощалась с бабушкой и направилась в Теннебоде.
Я медленно шла по Каштановой аллеи и наслаждалась утренним спокойствием. Дождь прекратился, и день предвещал стать солнечным. В магазине бабушки Лианы ещё было тихо, и на торговой площади я тоже никого не встретила. Не было видно даже Корнеля Лилиенштейна в его книжном магазинчике. Видимо весь город ещё крепко спал, пока я шла на рассвете через Шёнефельде.
После того, как бабушка вернулась в город, она, несомненно, будет искать разговора с господином Лилиенштейн. Улыбаясь, я подумала, что на самом деле только благодаря его вмешательству, как это назвала моя бабушка, она была снова здесь.
Как раз, когда я собиралась покинуть рыночную площадь, мне навстречу вышла маленькая, тощая фигурка, и когда этот человек узнал меня, он внезапно остановился.
Не хотела я повстречаться так рано утром с господином Трудиг, и по выражению его лица, становящегося всё резче, чем ближе я к нему подходила, я поняла, что он на меня сердится.
– Доброе утро, - всё же дружелюбно поприветствовала я, когда мы встретились и хотела просто пойти дальше, но господин Трудиг остановил меня энергичным жестом, который сильно напомнил мне полицейского, патрулирующего улицы.