Ледянаая страна
Шрифт:
– Я больше не могу слышать об этом, Лоренц. Я нахожусь рядом с тобой всего 12 часов, но, если я еще раз услышу что-нибудь о бальных платьях летнего сезона, я вся покроюсь прыщами.
– Даже если и так, - продолжил распинаться Лоренц.
– Их можно будет закрасить, но я не могу не упомянуть о том, как дочь Оттиль фон Хоэнштайн-Эрнстбах опозорилась в своем ярко-красном бальном платье. Как можно было выбрать такой цвет, если девиз вечера был "Кристально-синий"? Прошу тебя, об этом мы будем говорить еще через десять лет.
Лоренц так душещипательно
– Я не буду, - решительно крикнула Лиана.
– Доброе утро, Сельма.
Она приобняла меня, подмигнула и направилась в ванную.
– Мне так вас всех на хватало, - улыбнувшись, сказала я.
– А где Ширли?
– Ты будешь шокирована, лучше тебе ее не видеть, - вздохнул Лоренц.
– Как это?
Я непонимающе посмотрела на него.
– Что случилось? Я думала, вы провели чудесное лето в Берлине. Макияж, прически и все такое.
– Так и было, все было феноменально. Заведение, в котором мы работали, было просто супер. Ширли прямо-таки расцвела.
– И что потом?
Я бросила взгляд на закрытую дверь комнаты Ширли.
– Потом, она неделю назад уехала домой, а вчера я увидел ее снова, и честно говоря, не узнал. Она не хотела ни с кем разговаривать, даже со мной, что кстати, очень задевает меня. Потому что я бы охотно рассказал ей о том, что последнюю неделю провел в объятиях восхитительного мужчины, который заставил меня снова поверить в любовь.
Лоренц мечтательно улыбнулся.
– Что-то серьезное?
– тут же спросила я.
– Нет, нет, просто безумно увлекательный, летний флирт, но теперь я однозначно забыл о Брайане и готов к новой любви.
– И Ширли действительно ничего не хотела об этом знать?
Я удивленно подняла брови.
– Не делай так!
– крикнул Лоренц, глядя на мой лоб.
– Только заработаешь себе морщин.
– Ладно, - ответила я испуганно.
По-видимому, морщины нельзя так хорошо закрасить.
– Не знаю, какая муха укусила Ширли.
– Лоренц пожал плечами.
– Надеюсь, она скоро возьмёт себя в руки.
Он бросил взгляд на мои наручные часы.
– Пойду сначала подготовлюсь, сейчас снова начнётся беготня. Это точно не та часть, по которой я скучал.
Лоренц юркнул в свою комнату, а я задумчиво смотрела ему в след.
Ширли уже осуществила некоторые впечатляющие метаморфозы. Сначала она была светской львицей шёнефельдовской школы на высоких каблуках и в дизайнерских шмотках. После того, как в первый день в Тенненбоде потерпела с этим неудачу, стала на длительное время тихой, как мышка, пока внезапно не превратилась в очень хорошую подругу, на которую можно было положиться. Она была мужественной, решительной и имела такую непосредственность, которой я иногда завидовала.
Мне было жаль, что она снова потеряла равновесие.
Я задвинула сумку в мою комнату и закрыла за собой дверь. Внутри было ещё темно, свет начинающегося дня лишь медленно проникал в комнату. Двор крепости я пересекла ещё в полной
Я быстро скользнула в одежду для бега, а потом поспешила с другими во двор. Госпожу профессора Эспендорм я узнала уже издалека. Её волосы, поднятые вверх в замысловатую причёску даже в полутьме нельзя было не заметить.
Она собрала вокруг себя группу первокурсников, и как раз пыталась заразить их своим энтузиазмом для утренней пробежки. В усталых лицах я читала тот же недостаток энтузиазма, которого в прошлом году для такого начала дня не хватало и мне. Но сейчас я действительно радовалась, что снова окунусь в структурированную повседневную жизнь.
Профессор Эспендорм теперь быстро побежала, а процессия, ворча, последовала за ней. Я тоже разогналась и в первый раз подняла взгляд. От испуга я тут же снова остановилась.
– Лоренц, - крикнула я.
– Я бегу.
Слегка пританцовывая и оснащённый потрясающими, серебреными кроссовками, Лоренц встал рядом.
– Что здесь случилось?
– спросила я, указывая на тёмные стены, окружающие меня.
Пики башен возвышались в тёмное, утреннее небо, фасады были чёрными, а на них нарисованы угрожающие орнаменты и фигуры. Тела, покрытые кровью, обвивали друг друга, как змеи, будто стены хотели рассказать об истории давно прошедших, жестоких сражений. Если бы ещё вокруг башен каркая, кружилось несколько ворон, то у Теннебоде был бы хороший шанс подойти в качестве кулисы в кровавом фильме ужасов.
– У Константина Кронворта депрессия, или почему он мучает нас этим фасадом? Если Тенненбоде действительно его самый главный объект искусства, то теперь он окончательно лишился в моём лице своего поклонника.
– Нет, нет, всё не так, - сказал Лоренц в замешательстве.
– Тебе не следует его судить. Он переживает сейчас ужасно трудное время. Разве ты не читала "Хронику короны"?
Лоренц с удивлением посмотрел на меня, как будто я пропустила что-то чрезвычайно важное.
– Нет, я была сначала на Килеадросе, а потом в Антарктике, как ты знаешь. Я не читала газет, кроме того в них всё равно не печатали ничего важного.
– Ты ошибаешься. Там было напечатано даже очень много новостей, - решительно ответил Лоренц, в то время, как мы побежали рысцой, а я с подозрением разглядывала отвратительные морды горгулий надо мной.
– Это лето было сумасшествием из красок и торжеств, ода для чувств.
Лоренц умоляюще поднял руки вверх, как будто хотел убедить меня в этом, используя всё своё тело.
– Да, - терпеливо ответила я.
– И что же теперь случилось с нашим народным деятелем искусств?
– У него творческий кризис, бедный, поэтому он в настоящее время ничего не создаёт. То, что ты здесь видишь, это оригинальный фасад Тенненбоде, и пока Константин Кронворт вновь не обнаружит свою креативность, тебе придётся его выносить.