Ледяная королева
Шрифт:
Мы не слышали, как вошла Нина, которая отправилась меня искать. Глаза у нее были заплаканные, но в ее облике чувствовалась неколебимость, как тогда во дворе, когда я за ней подглядывала. К ее одежде прилипли травинки. Она пахла зеленью и самшитом. Она была намного сильнее, чем казалось со стороны. Со стороны было вообще не понять, что она за человек. Наверное, как раз тогда она и придумала свой план. Когда услышала про миграцию.
Раз в неделю приходила медсестра, которая сидела с Недом, пока мы с Ниной ездили в университетский центр здоровья, где она занималась по методу Ламаза [25] . Все другие в группе были моложе: аспиранты с аспирантками, молодые преподаватели с женами, две лесбийские парочки.
25
Ламаз Фернан (1890–1957) — французский врач, разработавший метод физической и психологической пренатальной подготовки, основанной на дыхании, предусматривавший участие отца в родах.
— Она дышит лучше всех в группе, — рассказывала я Неду.
— Конечно. Само собой.
Он гордился ею. Он был в нее влюблен. Но все-таки он был уже не совсем с нами. Он часто сидел возле окна и смотрел во двор, и я не знала, видит ли он там то же, что мы, или что-то свое.
Неожиданно пришла открытка от Сета Джоунса. Она была из Флоренции, и, значит, ему удалось уехать. Он писал: «Думаю похоронить прах в Венеции. Хочу, чтобы ты была со мной. С. Дж.».
Но я этого не хотела. Я хотела быть там, где я была, хотела сидеть весь день рядом с братом, готовить обед, мыть посуду, а вечером играть с Ниной в карты. Потом как-то пришла бандероль для брата от Джека Лайонса, а в ней был банный халат.
— Кто такой, черт подери, этот Джек Лайонс? — спросил брат.
Халат ему понравился, но было неловко получать подарок неизвестно от кого.
— Ты с ним учился в школе в Ред-Бэнке. А я с ним спала.
— У него хороший вкус, — сказал Нед.
— Заткнись.
— Я про халат.
Джек, значит, понимал, в чем нуждается умирающий человек. Он в этом разбирался лучше меня. Он потом еще присылал подарки, хотя я ему больше не звонила. Нед даже начал их ждать. Предвкушал что-нибудь новенькое. Один раз пришла пленка с записью птичьих голосов, и Нед любил ее слушать, а сам дремал рядом. В другой раз — толстые шерстяные носки. А один раз — здоровенная коробка помадки, какую делали раньше. Есть ее брат не мог, но ему понравился запах.
В конце концов я позвонила в Нью-Джерси.
— Не нужно ничего присылать моему брату, — сказала я Джеку.
— Не нужно указывать, что мне нужно и что не нужно, — ответил он.
На это трудно было что-то возразить.
— Он любит слушать птичьи голоса. И ему понравилась помадка.
Я была рада, что Джек меня не видит. Я была в тонких серых трениках и в футболке, на коленях у меня устроилась Гизелла. Сидела я в темноте, чтобы поменьше платить за электричество. Незадолго до этого я все-таки пошла проситься на работу к Эйксу, а меня не взяли, сказав, что у меня не та квалификация.
Я стискивала трубку. Я плакала.
— Я знаю, что ты делаешь, — сказал Джек.
— Ну ты же такой специалист, — сказала я в нос, горько, с отчаянием.
— Кое в чем да. Мой опыт показывает, что, как правило, люди плачут, когда у них есть на то причина. Смеются тоже.
В следующий раз он прислал ветряные колокольчики. Брат попросил повесить их над окном. Каждый раз, когда дул ветер, они звенели, и он улыбался. Подарок для брата был еще и напоминанием для меня. В жизни всегда остается что-то хорошее.
— Я его знаю, этого Джека? — спрашивал Нед.
Теперь он мог спрашивать об одном и том же по нескольку раз. Сам он слабел, и память слабела.
— Нет, — ответила я. — И мы не знаем.
— У него хороший вкус.
— Вроде бы да, — не стала спорить я.
По вечерам, если Нина совсем уставала, я садилась рядом с братом и читала ему сказки.
— Почитай мою любимую, — сказал он однажды.
— Ее в этой книжке нет, — соврала я.
— Врушка.
Но
26
«Гензель и Гретель», «Куст можжевельника», «Братец и сестрица» — сказки братьев Гримм.
— Очень печальная сказка, — сказал мой брат. — Всего-то и было нужно, что уйти подальше от таких соседей и идти побыстрее, она бы и не замерзла. Я и в детстве, когда ты мне ее рассказала, не мог понять этой девушки.
Я хотела все изменить, но не могла. Сто раз в день с языка готово было сорваться желание, но я сдерживалась. Я боялась произнести его вслух. Боялась желаний. А Нина не боялась. Она побывала у врача, и врач сказал, что ей уже нельзя пользоваться транспортом. Прошло, значит, уже полгода, и Нед продержался. Он любил положить руку на живот Нины и чувствовать, как шевелится ребенок. Ничего мне не говоря, Нина купила ему билет в его сон. Она научила меня вводить демерол с антибиотиком. Показала, как ставить капельницу, чтобы не было обезвоживания.
— От чего лучше умереть? — спросила я однажды вечером у Джека.
Я обычно звонила ему на работу, а в тот раз позвонила домой. Он, похоже, опять удивился моему звонку, но ответил сразу.
— От жизни, — сказал он. Не задумываясь ни на секунду. Будто ответ был давно у него готов.
Когда Нина объявила, что хочет, чтобы я отвезла Неда в Калифорнию, я, честно говоря, пришла в ужас. Сама она не могла ехать, так как ей было нельзя. Но я оказалась не готова к такому. Я вообще ни к чему не была готова. А брат угасал. Теперь мы держали его в подгузниках. Он как будто возвращался назад, в детство. Просыпаясь, он всякий раз говорил про бабочек. Раз в жизни он о чем-то просил, первый раз в жизни. Нина позвонила в Монтерей, где у нее жила подруга Элиза, по совместительству медсестра, к которой мы ехали, чтобы та заказала медицинский транспорт и забрала нас из аэропорта. Миграция бабочек уже началась, как она сказала Нине. Ее муж, которого звали Карлос, пообещал отвезти нас в Биг-Сур [27] , куда и слетаются монархи. Если понадобится, он доставит нас туда на сантранспорте.
27
Биг-Сур — знаменитый живописный район к югу от Монтерея, где находится гора Санта-Лючия.
— Не слишком ли много всего этого будет для него? — сказала я.
— Этого мало, — ответила Нина.
У нее был по-прежнему твердый взгляд. Взгляд женщины, которая изучила книгу о том, как умирать. Которая решила дать моему брату то, в чем он нуждался.
Я собралась в тот же вечер. Взяла только самое необходимое, учитывая, сколько нужно было везти с собой лекарств. Нина наняла санитарный самолет. Ради этого она перезаложила дом. Пусть потом она всю жизнь будет ездить в старой машине, пусть даже им с ребенком всю жизнь придется ходить пешком, есть рис, читать при свечах, но Нина не желала отказываться от своей затеи. Пусть даже не будет с ним рядом.
— Ты полетишь смотреть на бабочек, — сказала она ему утром в день нашего отъезда.
— Нет.
Он в ответ улыбнулся. Он не поверил. Он продолжал свой путь назад в прошлое. Теперь наша мама в день своей смерти снова была его старше. А я стала старшей сестрой. Теперь был мой черед брать дело в свои руки.
— Я не могу лететь в Калифорнию из-за ребенка, с тобой полетит твоя сестра.
Брат закрыл глаза, обессиленный одной только мыслью.
— Откуда ты все знаешь?
— Оттуда, что я тебя люблю, — сказала Нина.