Ледяная кровь
Шрифт:
– Что же такое творится? Мою даму отдали под суд инквизиции, обвинили и вываляли в грязи на основании заявлений ее родной дочери, эмиссары погибли, Папу убили, сестер отравили, эту библиотеку, этот…
Клеман вовремя остановился. Но молодая женщина продолжила вместо него:
– …этот дневник рыцаря-госпитальера? Его украли, когда полыхал пожар, несомненно, устроенный намеренно. И еще два произведения исчезли, – добавила Эскив, теперь не сомневавшаяся в искренности подростка. – Элевсия ввела строгое затворничество, запретив выходить без веской причины. К тому же всех, кто выходит, тщательно обыскивают, равно как их поклажу
– Будем надеяться, что украденные произведения по-прежнему находятся на территории аббатства.
– Да, будем надеяться.
– При всем моем уважении, кто вы, мадам? Как вы сюда попали?
– Мое имя ничего тебе не скажет. Допустим… Друг, несомненный друг. А дверь я открыла самым обычным способом: при помощи переданного мне дубликата ключа.
– Но кто передал вам его? – осмелился спросить Клеман.
– Не знаю.
Клеман ничуть не усомнился, что она сказала правду.
– Вы пришли сюда раньше, чем я. Но почему? И почему вы прятались?
Прелестные губы в форме сердечка расплылись в слабой улыбке.
– Мне было необходимо срочно провести инвентаризацию. Убедиться до приезда новой аббатисы, что в библиотеке не осталось никаких… опасных манускриптов. Потом пришла Аннелета, и мне пришлось спрятаться. Через час появился ты. Мне захотелось узнать, что ты ищешь.
– Трактат Валломброзо, – откровенно ответил Клеман.
– Хм… Я так и думала. Это одна из трех украденных книг.
– Мадам, умоляю, объясните мне, что происходит?
– Еще слишком рано, Клеман. Тем более что мне известна лишь часть этой истории.
– Моя дама находилась в серьезной опасности…
– Нет, прошедшее время здесь не подходит. Она и сейчас в опасности. Очень грозной.
– Но кто ей угрожает? Помогите мне, чтобы я смог защитить ее.
Улыбка молодой женщины стала лучезарной. Она прошептала:
– Знаешь ли, я верю, что ты сумеешь защитить свою даму! – Вновь нахмурившись, Эскив продолжала: – Кто? Другие. Они такие многоликие, такие изменчивые. Послушай меня внимательно, юноша. Ты можешь довериться лишь немногим. В том числе и этому рыцарю-госпитальеру, Франческо де Леоне. Потом мне.
– А монсеньору д'Отону?
– Он не совсем из наших… друзей. Впрочем, он имеет блестящую репутацию и вряд ли способен скрывать бесчестье.
Эскив посмотрела на узкие горизонтальные бойницы и сказала:
– Приближается время полуденной мессы. Они все будут заняты своими молитвами. Тебе надо уходить.
Клеман согласно кивнул. Эскив продолжила:
– Клеман… Я еще не уверена, кто из монахинь является отравительницей, но я приближаюсь к разгадке. Остерегайся всего и всех.
При этих словах подросток почувствовал, как на него нахлынула волна ледяного холода.
– Последнее предостережение. Новая аббатиса, которая, как я чувствую, не замедлит приехать в Клэре, не будет нашей союзницей, наоборот. Не приходи больше в аббатство.
Мануарий Суарси-ан-Перш, декабрь 1304 года
День клонился к закату, когда расстроенный и усталый Клеман вернулся в мануарий. Он сразу же бросился в большой общий зал, чтобы рассказать о неожиданной встрече своей госпоже. Аньес стояла недалеко от огромного камина, в котором пылал недавно разожженный огонь. За столом сидел мужчина и медленно доедал ломоть хлеба, смазанный салом. Он был одет в браки, [54]
54
Браки – штаны. (Примеч. автора.)
55
Упленд – длинная верхняя мужская одежда. (Примеч. ред.)
– Рыцарь де Леоне удостоил нас своим неожиданным и… не совсем обычным визитом, – объяснила Аньес спокойным тоном.
Значит, это был он. Клеману захотелось броситься к этому прекрасному рыцарю и упасть перед ним на колени в знак бесконечной благодарности за то, что тот без колебаний отнял жизнь у подлеца Флорена, чтобы спасти Аньес. Но пристальный взгляд темно-синих глаз разубедил его в этом. Это был бездонный, искушающий и вместе с тем успокаивающий взгляд.
– Вы подкрепились, мсье? – спросила Аньес.
– Я наелся досыта, мадам, и очень вам благодарен за это.
– Клеман – мой наперсник. Он может слушать все, что касается меня. Внешние приличия соблюдены, христианское милосердие проявлено, и теперь я вновь спрашиваю вас, рыцарь: почему вы проникли в мой дом? – мягко продолжила Аньес.
«Проник»? Что Аньес имеет в виду? Клеман почувствовал, что сейчас не время вмешиваться.
Леоне склонил голову и, тщательно собрав крошки, положил их в рот, как человек, знававший, что такое голод.
– Признаюсь вам: я ищу вещь, которую у меня украли, по всей видимости, без преступных намерений.
– Но как можно украсть без преступных намерений?
– Можно, если не сознавать, что делаешь.
– И я приютила в своем доме вора?
– Да. Но вора, который не слишком-то и виновен.
– О какой вещи идет речь?
Клеман с трудом понимал, что происходит. Он мог бы поклясться своей жизнью, что сейчас случится нечто ужасное. Но разговор внезапно утратил свою напряженность. Оба собеседника прониклись спокойствием.
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Прошу вас, рыцарь, – настаивала Аньес, ничуть не нервничая. – У меня такое чувство, что все это… не случайно. Боже, я ищу слова, чтобы выразить свои мысли, но не нахожу их. У меня… сложилось убеждение, что сплелась паутина, связавшая наши жизни, жизни множества других людей, в частности жизнь моей дочери, моего сводного брата, инквизицию… И все это уходит своими корнями так далеко, что я теряю след.
В ответ Леоне тяжело вздохнул. Но Аньес не могла сказать, был ли вызван его вздох растерянностью или чувством облегчения.