Ледяная синева

Стюарт Энн

Был соблазн вернуть Мику, попросить его подождать. Приём закончится через каких-то полчаса. Тогда Саммер тоже сможет уйти следом за ним из музея, и странное чувство напряжённости исчезнет.

Но она не добилась бы в жизни столь многого, если бы уступала беспричинным страхам. Наверняка всё дело в их почётном, весьма уважаемом госте – его святейшестве Сиросаме. У него имелась причина высматривать Саммер своими бесцветными глазами: она стояла между ним и желанной добычей, которую глупая мать Саммер, Лианна, пообещала ему. А Сиросама – глава всемирного религиозного движения – не занимал бы своё нынешнее положение, если бы не знал, чего он хочет и как именно

заполучить желаемое.

Сейчас он желал завладеть её японской вазой и, вероятно, хотел этого так же сильно, как Саммер – помешать ему. Эту вазу ей отдала няня-японка незадолго до своей гибели в автокатастрофе. А теперь её эгоцентричная мать пообещала вазу Сиросаме! Очередное предательство, которое уже даже не вызвало удивления.

Так что Саммер на время отдала вазу в тот частный музей, где работала, просто чтобы как можно дольше не давать этому религиозному шарлатану шанса подобраться к драгоценной для неё реликвии. Конечно, рано или поздно мерзкий, но умеющий очаровывать Сиросама получит вазу, и она едва ли сможет его остановить… Но всё же ей удалось сберечь эту дорогую ей вещь до сегодняшнего дня.

Но, насколько могла судить Саммер, не Сиросама высматривал её и не его последователи в белых одеждах. Она спиной чувствовала этот настойчивый взгляд. Повернувшись, Саммер попыталась понять, кто же это. Уж конечно не пожилая азиатская чета, стоящая у курильниц четырнадцатого века. И не высокий, стройный мужчина в солнечных очках, которого, казалось, гораздо больше, чем выставка, интересовало впечатляющее декольте собеседницы-блондинки.

Может быть, у неё разыгралось воображение?

Саммер узнала только половину элегантно одетых гостей, которые заполнили галерею в честь открытия выставки, и ни у кого из них не было причины проявлять интерес к скромному младшему куратору Сансонского музея. Её родство с Лианной и Ральфом Ловиц и таким образом причастность к Голливуду оставались тайной; выглядела же она по южно-калифорнийским стандартам очень заурядно – что было осознанным усилием с её стороны.

– Его святейшество желает говорить с вами.

Саммер очень хорошо умела скрывать свои эмоции, и она спокойно повернулась лицом к монаху, если того можно было так назвать. Для аскетов последователи «Братства торжества истины» были уж слишком откормленными, и пухлый молодой человек, стоящий перед ней, в этом отношении ничуть не отличался от остальных. Такое же круглое лицо, бритая голова и лучащийся самодовольством вид, как у всех «братьев и сестёр»… Саммер нестерпимо захотелось наступить на его обутую в сандалию ногу.

Совершенно детское желание, и она это знала. Саммер могла бы придумать отговорку, но приём подходил к концу, сотрудники музея провожали расходящихся гостей, и у неё не было правдоподобной причины, чтобы избежать встречи с почётным гостем.

– Конечно, – согласилась она, стараясь добавить в голос теплоты.

Три дня назад кто-то учинил погром в доме Саммер, при этом ничего не взяв, и она инстинктивно понимала, что именно они искали. Японская ваза – предмет их желаний – сейчас стояла прямо перед ними, защищённая превосходной системой безопасности.

Чувствуя себя как узник, идущий на казнь, Саммер пересекла комнату. Чьи-то глаза по-прежнему жгли ей спину, но вся шайка Сиросамы, включая его самого, была перед ней. Она оглянулась, но не заметила никого, кроме блондинки и её пассии. Должно быть, она сходит с ума. К тому же кто оглядывается в поисках неприятностей, когда они прямо перед тобой?

– Доктор Хоторн, – мягким тоном приветствовал Саммер

его святейшество. – Вы оказали мне честь.

Это была едва заметная колкость, ведь Сиросама прекрасно знал, что был на приёме единственным, кто «оказал честь», по крайней мере, в общепринятом смысле. Он был очень популярен, и заполучить его на мероприятие считалось большой удачей. В отличие от своих последователей, он не брил голову – чистые и светлые длинные волосы спадали ему на плечи и идеально сочетались с белой, как снег, кожей и бледными, розоватыми глазами. Белая одежда драпировала округлое тело, руки были мягкими и пухлыми. Само обаяние для людей легко внушаемых, вроде её легкомысленной матери. Безобидный… пока ему не перечили, а Саммер именно это и делала.

Но она знала правила игры.

– Напротив, это вы оказали нам честь, ваше святейшество. – Ни единой заминки в голосе.

– Это и есть та ваза, о которой говорила ваша мать? – мягко спросил Сиросама. – Занятно, что вы включили её в выставку, хотя происхождение вазы неизвестно.

Он знал так же хорошо, как и Саммер, что она поместила вазу на видное место, дабы та не попала ему в руки.

– Мы проводим исследования, ваше святейшество. – Что было чистой правдой. – Предмет такой редкой красоты заслуживает того, чтобы им любовались. И мы как раз готовились к открытию выставки японской керамики. Казалось логичным включить в экспозицию и вазу.

– Всего-навсего логичным, – эхом отозвался Сиросама. – Мне будет интересно услышать всё, что вы узнаете об этом предмете. Я в некотором роде эксперт по керамике, но никогда не видел такого необычного оттенка синего. Может быть, вы позволите мне позаимствовать вазу, изучить её поподробнее и помочь вашим исследованиям?

– Вы очень добры, – пробормотала Саммер. – Но я уверена, что ваза стоит не так уж много – это всего лишь подарок моей няни, и потому я ею дорожу. Но если окажется, что она действительно ценная, я верну её японскому правительству.

Сиросама по-прежнему доброжелательно улыбался.

– Вы столь же щедры и великодушны, как и ваша мать.

Саммер поборола искушение фыркнуть. Значит, недостаточно того, что Лианна вкладывала огромные суммы в «Братство торжества истины», у которого, казалось, прямо-таки неутолимая потребность в наличных. Они не получат вазу Саммер, как бы того ни хотели. Саммер знала, почему Лианна стремилась избавиться от вазы. Ральф рассказал ей, что это ценная вещь. К тому же Лианна всегда ревновала дочь к няне. Хана-сан была той матерью, которой у Лианны никогда не было времени быть. Японка любила Саммер и защищала её, учила тому, что нужно было знать, выслушивала девочку. И когда Лианне удалось уволить Хану, а Саммер отправить в школу-интернет, няня передала своей подопечной на хранение несколько предметов, в том числе и вазу. Девочка пообещала, что сохранит вазу в целости и сохранности до тех пор, пока няня не вернётся за ней. Но Хана неожиданно умерла.

И прекрасная, но мелочная Лианна захотела вручить вазу своему нынешнему гуру… Только через её, Саммер, труп!

– Вашей матушке очень жаль, что в последнее время вы с ней совсем не видитесь, – добавил Сиросама мягким раскатистым голосом. – Она хочет помириться с вами.

– Как мило, – пробормотала Саммер. Лианна Ловиц предпочитала, чтобы дочь находилась как можно дальше, ведь чертовски трудно убедить мир, что тебе чуть-чуть за сорок, когда рядом почти тридцатилетний отпрыск.

Если Сиросама ожидал, что Саммер добавит что-то ещё, то просчитался: её отношения с матерью – не его дело.