Ледяная западня
Шрифт:
Под глыбой льда холодного Таймыра,
Где лаем сумрачным испуганный песец
Один лишь говорит о тусклой жизни мира,
Найдет покой измученный певец...
И еще я думал о превратностях судьбы. Надо же было так случиться, что мы выбрали место для отдыха как раз в той хате, где живет старый моряк, который плавал когда-то на «Таймыре». Что это: случайность? Судьба? И не просто плавал старик, а жизнь свою сохранил, может быть, благодаря Жохову. И тут я понял, что временное забвение любимого героя кончилось. Меня опять неудержимо
...Шофер разбудил нас ранним утром. Старый моряк еще храпел на печке, когда его жена на скорую руку накрыла на стол. А еще через несколько минут наша машина уже мчалась по дороге. Вскоре скрылись из виду беленький домик моряка и сама деревня. Больше я не бывал в этих местах.
МНЕ УЛЫБНУЛАСЬ УДАЧА
В скоре после демобилизации меня приняли в редакцию областной молодежной газеты, в которой до этого я сотрудничал на общественных началах. Штатных работников в редакции было немного, а потому мы довольно часто ездили в командировки. Мне наивно думалось, что теперь-то я без особого труда сумею разыскать участников Северной экспедиции. Я помнил слова учителя географии о том, что на «Таймыре» и «Вайгаче» плавало много матросов-тамбовчан.
Если бывал в каком-либо райцентре, то обязательно заходил в местный музей, в селах встречался со старожилами — знатоками родного края. Интересовало меня все то же — не живет ли здесь или поблизости кто-либо из участников Северной экспедиции. Но всюду я терпел неудачи. Года за три объехал почти все районы и города Тамбовщины, а в поисках нужных мне людей не продвинулся ни на шаг. Но странное дело: чем меньше оставалось шансов на успех, тем сильнее было желание добиться его.
И однажды удача улыбнулась мне. Меня послали на практику в «Комсомольскую правду» набираться ума разума.
В «Комсомолке» определили в отдел комсомольской жизни, редактором которого в то время был Владимир Карпович Разон, многоопытный работник, добрейший и чуткий человек. Шефство надо мной взял заместитель заведующего отделом Саша Киреев, талантливый журналист с добрыми, но всегда грустными глазами.
Саша терпеливо учил меня править корреспонденции, видеть за строками читательских писем целые явления, улавливать в письмах то главное, что хотел, но не сумел сказать человек. Мастером правки здесь считался Григорий Максимович Ошеверов, заведующий отделом. До сих пор я храню и считаю для себя эталоном оригинал статьи о внештатных инструкторах райкома комсомола, которую подготовил собкор по Ставропольскому краю. Григорий Максимович не убрал из статьи ни одного факта, ни одной мысли, но сделал материал динамичнее и в два раза короче. Эта статья после опубликования была отмечена как лучшая в номере.
Как-то вечером я допоздна засиделся в отделе, перелистывая подшивку «Комсомолки», читал статьи, в которых шла речь о Севере. Киреев работал над очерком. Сперва материал, видно, ему не давался. Об этом свидетельствовала груда скомканной бумаги в корзине. Потом он начал писать быстро, без остановки. Наконец, прочитав написанное, отнес рукопись в машинное бюро. Вернувшись в комнату, Саша остановился около моего стола.
— Чем заинтересовала тебя, не князь Игорь, статья о зимовщиках острова Диксона? — весело спросил он. — Уж не собираешься ли ты покинуть
— Не угадал. Просто вживаюсь в обстановку Крайнего Севера.
И вдруг легко, как случайному спутнику в вагоне, стал рассказывать Саше о своей мечте. Рассказ занял минут двадцать. Киреев ни разу не прервал меня. Умел слушать. Когда я кончил, он глянул на часы и торопливо пожал руку, никак не высказав своего отношения к только что услышанной истории.
— Иди спать, мечтатель! — бросил он на прощание.
По дороге в гостиницу я отругал себя за то, что полез к Кирееву с исповедью. Серьезно ли выглядит в глазах других моя увлеченность экспедицией? Что теперь подумает обо мне столичный очеркист? Еще подтрунивать начнет.
Однако Киреев как будто забыл о ночном разговоре. И постепенно я успокоился, практика в отделе шла своим чередом. Но я ошибся, думая, что Киреев не придал значения моему рассказу.
— Пляши, не князь Игорь! — сказал он мне однажды, когда я появился в отделе.
Я ждал вестей из дома, а потому безропотно вынул носовой платок, поднял его над головой, и бойко прошелся между столами.
— Не профессионально, но сойдет! — произнес Саша, протягивая сложенный вдвое листок бумаги.
Развернул я листок, прочитал текст и потерял дар речи... У меня в руках была командировка в Архангельск.
— Ну что ты стоишь столбом, — нарочито грубовато прикрикнул Киреев. — Получай командировочные, билет тебе заказан.
ГОРОД ИХ МЕЧТЫ
О б Архангельске мечтали все: начальник экспедиции Б. А. Вилькицкий, лейтенант А. Н. Жохов, офицеры и матросы. Думать об этом городе начали летом 1914 года, когда «Таймыр» и «Вайгач» покидали бухту Золотой Рог. В город своей мечты участники рейса добрались только в сентябре следующего года, перенеся зимовку во льдах. В Архангельск прибыли все, кроме матроса И. Н. Ладоничева и лейтенанта А. Н. Жохова. Матрос умер от перитонита, а лейтенант от... Впрочем, этого-то никто толком не знал. Выяснить причину я и собирался в Архангельске.
Был конец марта. В Москве стояли солнечные и теплые дни. Снега на улицах давным-давно не было и в помине, а в Архангельске встретила меня такая свирепая метель, какая в наших краях и в январе не всегда бывает. Ветер поднимал с земли сухой снег и бросал его в оконные стекла, в лица людей. Бросал беспрерывно, упорно. Сплошная белая пелена покрывала весь город.
Кое-как добрался я до редакции молодежной газеты, где меня поджидал мой коллега, у которого я и пробыл первую ночь на севере.
— Архангельск — важный порт нашего государства. До основания Петербурга он был единственным морским портом России, — голосом опытного гида рассказывал мне хозяин. — Через него проходит основной поток грузов для северных районов страны. Отсюда уходили в путь многие арктические экспедиции.
К сожалению, с участниками Северной экспедиции моему новому другу встречаться не приходилось.
...За ночь буран утих так же неожиданно, как и начался. На дворе стоял почти московский теплый день, даже снег начал подтаивать на солнце, а с крыш деревянных домов звенела капель. Кстати, Архангельская область недаром считается центром заготовки леса. Дерево здесь в почете, даже многочисленные тротуары сделаны из дерева.