Ледяное небо Криона

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Белоснежным платком трёт с обидой окно.

Я смотрю, мне смешно, а ему не смешно.

(Сл. Л. Рубальской).

Эдуард Ханок, автор музыки песни и её исполнитель, после припева очень забавно топал, изображая старого и выбитого из колеи японца.

Накатили воспоминания. Знаменитый белорусский композитор как-то приехал с концертом на авиабазу в Барановичах, пел «Лягу, прилягу», «То ли ещё будет», «Малиновка», «Я у бабушки живу», «Зима», все его сочинения, из Советского Союза,

пережившие тот Союз, а закончил маршем «Служить России», где в качестве минусовки звучал аккомпанемент и хор, а сам композитор солировал:

Полки идут стеной,

Красиво держат строй

И гордо шелестят знамёна,

Комбат и рядовой — единою судьбой

Мы связаны навек, друг мой.

(Сл. И. Резника).

На заднем плане проектор показывал видео с Красной площади, всё это было сделано потрясающе. Хоть слушали белорусы, а не россияне, лётчики встали как один и присоединились:

Полки идут стеной, красиво держат строй,

И вместе с нами вся Россия.

И он, и ты, и я — армейская семья,

и этим мы сильны, друг мой.

Барановичи были три жизни назад. До Криона, до Аорна, до Африки и аэроклуба. Где-то 2010 год или чуть раньше, когда с друзьями слушал Ханка. И вот этого не хватало теперь. Очень сильно. Парней, таких же фанатов лётного дела, с некоторыми дружба связывала ещё с училища. На авиабазе Вишевой не мог до конца влиться в коллектив лётчиков, пусть — профессионалов, но также ещё снобов и расистов, сражавшихся далеко не на праведной стороне. С самой Вишенкой отношения построились на другом… В Африке — волк-одиночка. Наконец, аэроклуб ДОСААФ под Минском был прибежищем авиаторов-пенсионеров, ушедших из большой авиации в карманную.

Здесь? Ну не считать же семьёй наёмников Довсуса, кроме, может, Янис, но с ней сильнее связали не бостосы, а полёты в кровати — во сне и наяву.

Оторвавшись от воспоминаний, перевёл ей содержание песни «Самурай». Не точно, конечно. Если бы попытался дословно объяснить значение «Ты не зря, Панасоник, завидуешь мне», пришлось бы рассказать про радиопромышленность Японии и её место на рынке Денеб-14. Потом аккуратно спросил:

— Улос сделал тебе ребёнка до того, как подсел на дурь из мха?

Янис, улыбавшаяся после «Самурая», погрустнела.

— У малыша проблемы со здоровьем. Я тогда не знала, что Улос торчит. Винила себя. Сделала небольшую операцию, обратимую, пока забеременеть не могу, зато и месячными не страдаю. Поэтому Мидис живёт не со мной… И мне нужны деньги на уход за ним.

— А ты из кожи вон лезешь, собирая информацию для отца. Он — залог твоего благополучия.

Тут была бы очень уместна фраза «если что — рассчитывай на меня», тем более, пара провела ещё одну бурную ночь, мало уступавшую по напору страстей предыдущей. Продолжить встречи — это уже отношения. Обязательства.

По вполне понятным причинам Макс не спешил.

Собственное положение пока шаткое. Зависит от совершенно беспринципной бабы, признавшейся, что не любит делиться и сдерживать обещания. И от того, когда Герум сочтёт сделку закрытой.

А ещё нечто важное, о чём старался думать и вспоминать как можно реже. О ком.

Даша и Лёша. Дети без отца.

Обязательства перед ними в миллион раз сильнее, чем перед кем-либо на Креоне. Разве что и здесь появятся дети, люди генетически идентичны. Но это не отменит обязательств перед Дашенькой и Лёшей, только над головой повиснут дополнительные.

Уж лучше как в прошлый раз поступить — просить «Смита» о возвращении на Землю.

Янис прямо намекнула: готова, если нужно, восстановить репродуктивную функцию.

Довсус в качестве тестя?! Ещё хуже, чем «мамадорогая», бывшая тёща.

Больше они не заводили разговоры на трудные темы — об общем будущем, детях и долге. Ночуя в отелях на промежуточных остановках, а порой попутного бостоса приходилось ждать пару дней, брали одну комнату на двоих, и Макс лишь разок пожаловался: могли бы с пользой проводить ночи и по пути к пиратам.

Янис, от которой в прямом и в переносном смысле в этот момент шёл пар, очень серьёзно ответила:

— Простота нравов не означает доступности. Затащил бы меня в койку сразу — не ценил бы.

Он не стал разубеждать.

Наконец, под брюхом очередного транспорта проплыли теплообменники Сахамиса, самого южного анклава на пути в Эхес. Нервная, но неожиданно приятная миссия подходила к концу. Конечно, Янис не могла догадаться, почему её друг так внимательно рассматривает вертикальные глыбы в иллюминатор.

Они все были сплошь белые.

Допустим, для избавления от шапки из углекислоты достаточно выключить замораживание, она растает от естественной температуры. Но внизу, где в воздухе содержится влага, пусть немного, какая-то её часть будет осаждаться в виде льда. Значит, огромный агрегат обязан разогреваться выше точки таяния льда, нуля по Цельсию. Именно поэтому тогда почувствовал восходящий поток… А остальные пилоты стараются обходить исполинские лепестки стороной.

Глава 12

Вблизи сооружение с прозаическим названием «теплообменник» просто поражало. Правильный параллелепипед, торчащий вверх как небоскрёбы Москва-Сити, без единого окна, огонька, рекламы… Безупречная чёрная глыба. Наверняка отлитая непосредственно здесь, потому что где-то соорудить подобное и притащить, да ещё несколько штук на климатическую установку — не поддаётся воображению.

В Нетолисе торчало шесть таких исполинов, лепестками опоясывавших умерший город, из которого люди ушли, когда вырубился реактор и иссяк поток лучистой энергии. В земле осталась дырища, засыпанная снегом и льдом, вокруг чернели остатки радиаторов, снимавших тепло от столба света и подававших в городские дома, а также в оранжереи. Всё, представляющее интерес, там давно спилено и унесено. А чёрные глыбы продолжали смотреть в небо.