Ледяное пламя
Шрифт:
Джим неохотно прочел дату рождения и смерти. Она умерла в пятьдесят три года, и после ее смерти прошло почти четверть века.
Наверное, испытанное им потрясение можно сравнить с промыванием мозгов. Ложные воспоминания исчезли, и прошлое стало похоже на туманный пейзаж, очертания которого теряются в жутком неверном свете спрятавшейся за тучами луны. Он неожиданно лишился возможности оглянуться на прожитые годы и уже не может доверять своей памяти. Самые ясные картины, стоит только взглянуть на них поближе, могут оказаться хитрой игрой теней.
Сбитый с толку и испуганный, он еще крепче сжал
– Почему ты меня обманул, сказал, что она умерла пять лет назад?
– осторожно спросила Холли.
– Я не обманывал. По крайней мере.., не понимал, что делаю.
– Джим уставился на блестящий гранит, точно могильная плита служила окном в прошлое и он пытался в нем что-то разглядеть.
– Я помню, как проснулся однажды утром и понял, что ее больше нет. Это случилось пять лет назад. Я тогда снимал квартиру в Ирвине.
– Он прислушался к звуку собственного голоса, будто говорил не он, а кто-то другой, и поежился, словно от холода.
– Я оделся.., купил цветы и поехал в Нью-Свенборг... Потом пришел сюда.
Он замолчал, и Холли, выждав некоторое время, спросила:
– В тот день больше никого не хоронили?
– Не помню.
– Может быть, ты запомнил кого-нибудь из посетителей?
– Нет.
– На могиле были другие цветы?
– Не знаю. В памяти осталось только, как я опускаюсь на колени, кладу цветы, которые для нее купил... И плачу... Плачу и не могу остановиться.
Немногочисленные посетители кладбища посматривали на него сначала с сочувствием, потом смущенно отворачивались и спешили уйти, поняв, что с ним творится что-то неладное. Джим ясно помнил исступление, которое владело им в тот день, и растерянные взгляды прохожих. Ему хотелось разрыть могилу, лечь рядом с бабушкой и накрыться землей, точно одеялом. Однако события, предшествовавшие приезду на кладбище, совершенно выпали из памяти.
Джим снова взглянул на дату смерти: "25 сентября" - и его словно пронзило током.
– Что с тобой, Джим?
– спросила Холли.
– Это тот самый день, когда я приезжал сюда. Двадцать пятое сентября - день ее смерти. Но я приезжал пять лет назад. Значит, была девятнадцатая годовщина... Но мне тогда казалось, и я стал так думать, что она только что умерла.
Оба молчали.
В темном небе появились две большие черные птицы и с пронзительным клекотом скрылись за верхушками деревьев.
– Может быть, ты не хотел поверить в ее смерть и поверил, что ее не стало, только через девятнадцать лет после того, как это случилось... Поэтому тебе и казалось, что Лена умерла всего пять лет назад. Ты считал датой смерти тот самый день, когда пришел сюда с цветами.
Джим сразу понял, что она попала в самую точку, но разгадка не принесла ему облегчения.
– Но Боже мой, Холли, ведь это безумие.
– Нет, - спокойно ответила она.
– Это самозащита. Стена, которой ты окружил детские переживания того времени.
– Она помедлила и, глубоко вздохнув, спросила:
– Джим, отчего умерла твоя бабушка?
– Она...
– начал он и запнулся, удивленный тем, что не помнит причину смерти Лены Айренхарт. Сплошной туман в голове.
– Я не знаю.
– Мне кажется, она умерла на мельнице. Джим оторвал глаза от могилы и взглянул на Холли.
– На мельнице? Почему? Откуда тебе известно?
– Помнишь сон, который я тебе рассказывала? Мне снилось, что я поднимаюсь по ступенькам и из окна мельницы смотрю на пруд. Отражение в стекле принадлежало твоей бабушке.
– Это всего лишь сон. Холли покачала головой.
– Не думаю. Скорее всего проекция твоих воспоминаний на мой мозг.
Сердце Джима бешено прыгало в груди, и он не знал, чем вызвана его паника.
– Какие могут быть у меня воспоминания, если я ничего не помню?
– Ты все помнишь.
– Абсолютно ничего, - нахмурился он.
– Воспоминания спрятаны в твоем подсознании, и до них можно добраться только во сне. Но они есть, можешь не сомневаться.
Скажи она ему, что кладбище стоит на карусели, которая медленно вращается под хмурым небом цвета вороньей стаи, он бы поверил, но в то, что она сказала, поверить было гораздо труднее. Он чувствовал, как несется сквозь свет и темень, сквозь свет и темень, ярость и страх...
– Но в твоем сне... Когда бабушка поднялась наверх, в комнате был я, - произнес он с огромным усилием.
– Да.
– Если она умерла на мельнице...
– Ты был свидетелем ее смерти. Он покачал головой.
– Нет. Неужели ты думаешь, что я бы этого не помнил?
– Да. Поэтому тебе и потребовалось целых девятнадцать лет, чтобы поверить в ее смерть. Мне кажется, ты видел, как она умерла. Страшное потрясение привело к полной потере памяти, а вместо нее появились фантазии.
Налетел ветерок. Джим услышал шорох под ногами и решил, что костлявые руки покойницы вылезают из земли и хотят утащить его в могилу. Но, взглянув вниз, он увидел только сухие листья, которые шуршали в траве.
Неистовый стук его сердца походил на удары по боксерской груше. Джим отвернулся от могилы и уже направился к машине, но Холли удержала его:
– Подожди.
Он резко вырвал у нее свою руку. Холли даже покачнулась. Синие глаза сердито сверкнули.
– Я хочу скорее отсюда уехать. Она не испугалась и снова ухватила его за руку.
– Джим, подожди, скажи, где похоронен твой дед?
Он раздраженно указал на соседнюю могилу.
– Рядом с нею, разве ты не видишь?! И тут его взгляд упал на левую половину гранитной плиты. Его так потрясло открытие, связанное со смертью Лены, что он совсем упустил из виду одну важную деталь. На левой стороне, как и положено, было выбито имя деда: "Генри Джеймс Айренхарт". Очевидно, надпись сделали, когда хоронили Лену. Пониже имени стояла дата рождения. И все. Дата смерти отсутствовала.
Вороненое небо опустилось к земле. Деревья сгрудились и сдвинули над ними свои серые кроны.
– Ты говорил, что он умер через восемь месяцев после нее.
У него пересохло во рту. Язык прилип к гортани, и произнесенные шепотом слова напоминали шорох песка о каменистую поверхность пустыни.
– Что ты от меня хочешь? Я сказал тебе.., восемь месяцев спустя.., двадцать четвертого мая...
– Отчего он умер?
– Я.., не помню.., не помню...
– Он умер от болезни? "Молчи, молчи".