Ледяное сердце Златовера
Шрифт:
— Ну? — шепотом потребовала она… и я осознал, что весь мой пыл угас. Глядя на высокую дверь, покрытую перламутровой инкрустацией, я ощущал сильнейшее замешательство. Разумеется, Звенигора надо было вытаскивать из западни. Но… КАК?!
Глава 13. Дипломатия Снежной королевы
Теперь, как и тогда, я нахожусь в затруднительном положении. Дело в том, что я собираюсь описать сцену, при которой не только сам не присутствовал лично, но и никоим образом не был информирован ни одним из ее непосредственных участников. С Салазани я не говорил, а Звенигор, кажется, по этому поводу способен только
Ее взгляд был одновременно любопытным и высокомерным. Казалось, что она одновременно сдерживает гнев… и смех.
— И ты полагаешь, — спросила она, — я не знаю в лицо всех, кто представляет для меня хоть какой-то минимальный интерес? Я не люблю, когда меня недооценивают. Неужели, ты думаешь, я не определила бы саламандра, даже в таком привлекательном человеческом обличье? Да еще со знаком королевского слова, — она указала на кольцо. — Ну, вы все еще отрекаетесь от своей личности, принц… или, может быть, уже король Звенигор?
Это было бы бессмысленно. Поэтому он только молча поклонился. Не очень глубоко. Она еще раз дала ему возможность убедиться в своем уме, едко заметив:
— О Клайгеле можете не беспокоиться, о нем отлично позаботятся мои сестры. Уверяю, он не соскучится в их компании. Сестрички охотно предоставят достойную пищу его уму и любопытству. Во всяком случае, я не знаю ничего лучше шампанского и вальса, когда нужно кому-то вскружить голову. Может, и мы потанцуем?
— Я не люблю и не умею танцевать, — сказал Звенигор, мысленно кляня себя за резкость, которая годилась лишь на то, чтобы позабавить Салазани.
— Жа-аль, — протянула та. — Удылгуб — тоже. Тогда, может быть, мы воспользуемся отсутствием наших спутников и обсудим дело, которое завело вас в такую даль от наследственных владений? Раз уж вы, в отличие от Белого принца, явились не танцевать.
Звенигор непроизвольно окинул взглядом зал и, боюсь, в душе проклял мое легкомыслие. Наверняка ему тоже было бы много проще беседовать с Салазани в присутствии третьего лица, нейтрального и искушенного в дипломатии. Она, очевидно, смеялась над ним, а ему не хватало хладнокровия и… невоспитанности, чтобы ответить ей достойно. Он слишком ненавидел эту маленькую шелковую стерву и был слишком озабочен тем, чтобы невзначай не выдать истинных чувств и не испортить то, что еще можно было бы спасти. Впрочем, когда его глаза встречались с ее насмешливым взглядом, ему казалось, что пресловутые истинные чувства для нее далеко не тайна, и что они забавляют ее. Как и весь он сам.
— Ну так как? — нетерпеливо повторила Салазани. — Займемся… дипломатией, или вы, сударь, без ширмы не можете?
— Я к вашим услугам, — сказал Звенигор, обретая если не хладнокровие, то, по крайней мере, его видимость. И пошел за нею сквозь толпу.
Ее личные покои очень мало напоминали конференц-зал. Это была уютная гостиная, уставленная фарфоровыми лампами и прочими безделушками из моржового рога и перламутра. Вся мебель здесь выглядела лишь чуть побольше игрушечной: круглые столики на одной фигурной ножке, козетки и диванчики, обитые шелком,
Салазани предложила Звенигору придвинуть к столику плетеное, на вид почти дачное кресло, а сама заняла высокий вращающийся табурет напротив. Расстояние, разделявшее их, было минимальным. Вероятно, в том, что встречающимся на переговорах дипломатический этикет предписывает держаться в рамках своего физического пространства, есть очень глубокий смысл. Во всяком случае, мой бедный высокоморальный саламандр имел сейчас возможность в этом убедиться. Салазани отлично знала все эти правила, и вполне осознанно вторгалась в его собственное пространство.
— Очевидно, — сказала она, — вашему визиту есть причина. Я далека от мысли, что это-визит вежливости, имеющий целью договоры о сотрудничестве или, хотя бы, взаимном нейтралитете. В таком случае вы не обставляли бы его с такой секретностью и не выгадывали бы с рассудительностью страуса место и время встречи. Все и всегда назначаю здесь только я. Так что, по всей видимости, вы прибыли скандалить. Не имея ничего против вас лично, принц, я все же должна предупредить, что если вы намерены сохранить тон короля Златовера, ничего доброго из этого не выйдет.
— Я прибыл говорить с вами, Салазани, именно о короле Златовере.
Она одарила его обольстительной улыбкой.
— Как здоровье вашего достопочтенного батюшки?
— Про то вам лучше знать, — ответил Звенигор, только что не трясясь от бешенства.
— Совершенно верно. Боюсь, долго он не протянет.
Звенигор рискнул встретить ее смеющийся взгляд.
— А может, хватит?
И получил в ответ пригоршню дразнящего смешка.
— Я не уверена, что урок усвоен, — непринужденно сообщила ему Королева. — И не подумаю снимать заклятье Ледяного Сердца. О, я понимаю, вы привязаны к отцу и всему свету стремитесь доказать свою преданность, хотя могли бы тот же пыл употребить на кого-нибудь более достойного, и куда результативнее. Поймите же и вы меня. Я не обязана сносить провинциальное хамство.
— Если вы настаиваете, я готов принести извинения от лица Златовера и предлагаю продолжить переговоры с того места, на каком они были прерваны.
Она сделала вид, что задумалась.
— Так-то лучше, — милостиво кивнула она в ответ. — Много, много лучше. Пожалуй, мне даже импонирует эта идея. А если в обмен на жизнь Златовера я потребую территориальных уступок?
— Я рассмотрю все ваши претензии исходя из здравого смысла.
— Ну что ж, — решила она. — Я с удовольствием продолжу переговоры с королем… Звенигором. Оскорбивший женщину умрет.
— В таком случае не может быть и речи ни о каких переговорах.
— Ну и что? Я достаточно могущественна, чтобы пожертвовать властью над землями саламандр в угоду личной прихоти.
— Мадам, — сказал Звенигор, — вы занимаетесь политикой. Имея в своей власти жизнь и смерть моего отца и сюзерена, вы должны понимать, что владеете средством давления как на меня лично, так и на весь народ. Если Златовер умрет, вы это средство давления потеряете, а взамен получите смертельного врага в моем лице и войну в придачу.