Ледяной город
Шрифт:
Он прекрасно знал, что ни один сотрудник управления не работает с документами так дотошно, как Реми Трамбле. Волосы его всегда были так аккуратно уложены, что он, наверное, раз в неделю ходил в парикмахерскую. А брился он так тщательно, что кожа на щеках и подбородке была молочно-белой и такой гладкой, что казалась вощеной.
— Кто следующий?
— Что ты имеешь в виду? — спросил Санк-Марс.
— Я, Эмиль, уже давно вышел из детского возраста. Ты хотел получить это расследование, а Бобьен обрубил тебе концы. Теперь он получил оплаченный отпуск и временно отстранен от исполнения обязанностей. Ты крупно повздорил с Андре. Его вызвали на ковер и объявили о проведении служебного расследования. Он совсем в другой весовой категории по сравнению со своим начальником — чтобы ему продолжали платить, за него должен был вступиться
— Реми…
— Ты играешь с огнем. Хотелось бы мне знать правила этой игры.
Санк-Марс попытался отшутиться:
— Закон джунглей, Реми. Каждый за себя.
— Теперь ясно, какой расклад. Я буду руководить операцией.
— Ничего другого я и не ожидал, — сказал ему Санк-Марс. — Можешь рассчитывать на мою поддержку.
— Правда? Тогда скажи, чем я мог бы тебе помочь? Что тебе надо?
Эмиль Санк-Марс склонился в своем вращающемся кресле и внимательно посмотрел на давнего сослуживца. Много лет они служили в одних чинах, вместе продвигаясь по служебной лестнице, хотя с самого начала Трамбле лучше ориентировался в хитросплетениях политической жизни управления. Неудивительно поэтому, что когда пришло время двигать на повышение кого-то одного из них, логичное решение было принято в пользу Трамбле.
— Как продвигается твое внутреннее расследование? — поинтересовался Санк-Марс. — Что нам известно о компьютерной утечке?
Лейтенант опять почесал подбородок, и Санк-Марсу показалось, что его собеседник снова напрягся.
— Расследование идет своим чередом. Есть некоторые основания подозревать сотрудницу информационного отдела — Андре за ней раньше ухлестывал. Хотя я не утверждаю, что эти два обстоятельства между собой как-то связаны.
— Ты поэтому мне не дал разгон за Андре, хоть и считаешь, что это я его подставил?
— Я не говорю, что он в чем-то замешан, пока у меня нет для этого оснований. А если он и впрямь в чем-то виноват, я не знаю, в чем именно и насколько.
— Пока нет.
— Может быть, никогда не будет.
— Ты интересовался, чем можешь мне помочь.
— Я об этом потом не пожалею?
— Я буду делать все, о чем ты меня будешь просить. Только не говори мне, чего я не могу делать.
Оба мужчины пристально смотрели друг другу в глаза, и никто не отводил взгляд.
— Только не переходи границу закона. На кого ты охотишься, Эмиль?
— На кого и всегда, — честно признался Санк-Марс. — Как и в доброе старое время.
Реми Трамбле глубоко вздохнул. Он встал и сделал шаг к двери, потом обернулся.
— У тебя, Эмиль, чутье феноменальное, я тебя за это уважаю. А еще я надеюсь, что ты знаешь, как отличить друзей от врагов.
Джулия Мардик перешла авеню Парк и вдоль восточного склона горы направилась к университету МакГилл. В этом месте улица очень широка — восемь полос движения, и, как обычно в Монреале, когда дорога позволяет, мало кто из водителей соблюдает ограничение скоростного режима. К северу от горы авеню Парк сужается до четырех полос, которые на протяжении нескольких миль проходят мимо магазинчиков и ресторанов, принадлежащих выходцам со всех концов света. К югу от горы авеню Парк снова сужается, веером расходясь вдоль горы дорогами на запад и крутыми проулками, спускающимися к центру и к району, где обосновались студенты. Авеню Парк получила название именно от этого короткого своего отрезка, который проходит мимо парка.
Древний вулканический холм изящными белоснежными изгибами полого уходил ввысь, и улица у его подножия, по которой шла девушка, тоже слегка поднималась в гору перед тем, как спуститься вниз, в сердце города. Джулии нравился парк Маунт-Ройял. Он, как кто-то ей сказал, был спроектирован Фредериком Лоу Олмстедом, к числу других известных проектов которого принадлежит и Центральный парк в Нью-Йорке. В теплые летние вечера она любила здесь гулять по старым тропинкам для верховой езды и взбираться на вершины скалистых утесов, одиноко возвышающихся на территории кладбища, читать имена и даты на могильных камнях и склепах, как будто без всякой на то причины ища в них предзнаменование беды. Как и многие другие, она ходила на гору по заросшему парку по вечерам, когда кончались занятия.
Он сидел на парковой скамейке в вечерних отсветах мягкой осени, вытянув длинные ноги через дорожку, у которой она стояла. Джулии пришлось через них перешагивать, и в этот момент он что-то хрипловато сказал. А когда она уже пошла дальше своим путем, Норрис громко спросил, слышала ли она печальную песню, которую поет на закате редкий залетный гость горы — пестрый американский дрозд. Вопрос его был ей приятен — девушке хотелось, чтобы мужчина продолжал в том же духе, но вместо этого он пошел проторенной колеей и спросил:
— Девушка, мне кажется, мы уже с вами где-то встречались?
Она не удержалась и ответила ему грубостью. Отозвался он самым неожиданным образом:
— Разве вы не Джулия? Джулия Мардик?
Девушка остановилась как вкопанная. Он заинтриговал ее, и она уподобилась ослу, который неотступно шел за морковкой и тянул за собой тележку, груженную тайнами. Она сама себе тогда очень удивилась, просто поразилась силе желания, с которым ей захотелось обратить на себя внимание этого человека. От него исходило какое-то утонченное обаяние, но на дурацкие причуды не было и намека — мужчина был хорошо одет, и по возрасту он был значительно старше какого-нибудь прощелыги-студента, который после первого же поцелуя растрезвонил бы на всю округу о своей победе. Селвин Норрис превзошел ее ожидания — он не просто мог поддержать разговор, он мог его взять на себя целиком, ей оставалось только слушать. В первый же вечер она согласилась сесть в его роскошную «инфинити» в надежде, что он отвезет ее к себе, а если повезет, то в какое-нибудь кафе в центре. Но вопреки ожиданиям, он довез ее до дома, хотя она не давала ему свой адрес.
— Ничего не понимаю!
— Это я так даю понять, что положил на тебя глаз.
— Ты что, ходил за мной по пятам?
— Я никогда не позволю себе этим злоупотребить. Спи сегодня спокойно, Проныра. Пусть тебя ничто не тревожит. А впредь никогда не садись в машины к незнакомцам.
«Да, — думала она несколько месяцев спустя, — если, конечно, они не из "Ангелов ада". А в этом случае прыгай к ним в машину не раздумывая».
Ей не надо было ему давать свой номер телефона — он у него уже был.
«Почему он назвал меня Пронырой? И почему мне сразу понравилось, когда он так меня назвал?» Как будто, думала она, Селвин Норрис переименовал ее во время первой встречи, а потом постепенно сделал такой, чтобы она соответствовала этому его прозвищу.
В том месте, где тротуар поднимался над восемью полосами движения, для пешеходов был проложен подземный переход. Несмотря на то что он всегда был хорошо освещен и оборудован зеркалами, чтобы видеть, что происходит за углом, Джулии всегда казалось, что переход небезопасен для женщин, и она старалась им не пользоваться. Какая-то студентка вышла из перехода, а когда она к нему уже почти подошла, в него нырнула другая женщина. Она задавала себе дурацкие вопросы, почему они не боятся ходить этим переходом, и именно в этот момент проходившая по авеню Парк машина так резко затормозила у обочины, что ее чуть не занесло. Из нее — с той стороны, которая была ближе к тротуару, — одновременно вышли два дюжих мужика. Они с силой захлопнули дверцы, и машина на дикой скорости понеслась дальше под недовольные гудки других водителей. Джулия покосилась на двух вышедших из тачки амбалов: здоровенных, с раздутыми животами, патлатых, заросших нечесаными бородами. Если бы не зима, она вполне могла бы себе их представить верхом на мощных мотоциклах. Интересно, если когда-нибудь байкеры придут за ней, будут они записными щеголями или поддатыми жлобами, как эти двое? Стараясь не менять ритм ходьбы, она быстро прошла мимо.