Ледяной город

Фарроу Джон

— До убийства? То есть вы хотите сказать…

— Чистый он полицейский или грязный, он заранее знал, что парнишку должны были убрать.

— Как же в таком случае он может быть чистым? Он ничего не сделал, чтобы предотвратить преступление!

— Это только предположение. Давай, рассмотрим вот такую версию. В ту ночь Каплонский должен был быть арестован, и Лапьер хотел, чтобы это случилось. Он думал, что знает, как найти Царя, если это был тот самый русский, — причем знал он об этом от самого Каплонского. После того как Каплонского прикрыли адвокатом байкеров, положение осложнилось. Лапьер стал терять терпение. Как и ты, он нервничает, сталкиваясь с людьми, которые взрывают своих врагов. А это очень мешает полицейскому хорошо

работать. Это делает его дерьмовым полицейским.

И я не исключаю, что он не стал спасать парня, чтобы присвоить себе славу раскрытия этого дела. Теперь не знаю, что готов с ним за это сделать, и я никогда ему этого не прощу, но я не готов сейчас категорически утверждать, что он специально решил выйти в ту ночную смену, чтобы получить это дело и подтасовывать улики для отвода подозрений от «Ангелов». Да и когда это их самих волновало? В общем, я в этом пока толком не разобрался.

Они сели в машину, и Санк-Марс посигналил, чтобы журналисты освободили ему дорогу. Подошли двое полицейских и помогли им расчистить проезд от автомобилей газетчиков. Ему пришлось выехать на тротуар, но машина сорвалась и застряла в сугробе, и полицейские помогли ему выбраться. В конце концов им удалось покинуть это столпотворение, и они спокойно поехали по пустынным ночным улицам.

— Куда мы теперь направляемся? — спросил Мэтерз. Он очень надеялся, что их ночные бдения завершились.

— Домой, — не обманул его ожиданий Санк-Марс. — Туда, где нам и надо было бы быть все это время.

— Есть еще один человек, который может знать, как выглядит Царь, который, возможно, слышал, как они с Каплонским планировали убийство Артиняна. Это — Джим Коутес.

— Лапьер тоже может об этом догадываться. Только ты, Билл, знаешь, где он сейчас живет, только ты. Пусть так оно и будет. Не будем будить парня сейчас, пусть он спит. И нам теперь соснуть не повредит. Если мы к нему заявимся ночью, он от этого не окажется в большей безопасности. Когда ты к нему пойдешь, будь очень осторожен, будь подозрителен как параноик. Я буду ждать, когда ты выйдешь в понедельник на работу. Если увидишь его, скажи, чтоб он плотно лег на дно, чтоб был тише воды ниже травы. Станет он с тобой разговаривать — отлично, не станет — не запугивай. Установи с ним доверительные отношения. Ни при каких обстоятельствах не приводи его в управление.

Какое-то время они ехали в молчании, останавливаясь на каждом светофоре. На скоростную дорогу Санк-Марс выезжать не стал. Город казался утомленным, сонным, он уже забыл о бомбах байкеров.

— Знаете, — сказал Билл Мэтерз, когда они стояли на перекрестке, — странная вещь. Когда я стал вашим напарником, мне страшно хотелось ловить преступников в центре города. День спустя мы ввязались в расследование убийства. Сам того не зная, я стал делать то, чем занимаются «Росомахи». А позже, особенно сегодня, у меня возникло ощущение, что я работаю на Министерство внутренних дел. Скажите мне, пожалуйста, мы что, против всего полицейского управления работаем, а заодно и против всех бандитов города?

Санк-Марс хмыкнул, красный огонь светофора сменился зеленым.

— Я сказал что-то смешное?

— Ты только представь себе, Билл, — уже столько всего вскрылось, а мы еще только начали.

Стесняясь собственного тела, опасаясь, что когда-нибудь ее так же разнесет, как мать, не зная, что ее ждет из-за этой «скачки с препятствиями», Джулия Мардик разделась и нырнула под одеяло в постель Селвина Норриса, пока он приводил себя в порядок в ванной. Вопросы пола ее волновали с самого детства, а в тринадцать лет она уже была вполне готова к активным подростковым приключениям, но никогда раньше у нее не было близости с мужчинами старше ее по возрасту. Пока они к нему ехали, Норрис был сдержанным, спокойным и внимательным. Непривычная к такой выдержке, она утешала себя размышлениями над вероятностью того, что на самом деле он был слабым любовником, но ей это обязательно

надо было выяснить — раз и навсегда.

Она ждала.

Прислушивалась к звукам зубной щетки, текущей из кранов воды, унитаза. Мальчишки такими не были. Ей пришло в голову, что сексуальные отношения взрослых должны быть ужасно нудными.

Он вошел из ванной в полумрак спальни, Джулия повернулась на бок, уперлась подбородком в согнутую руку. Ей нравились роскошь комнаты, размер кровати, чистые простыни. Она никогда не занималась любовью на такой широкой постели в такой огромной спальне громадной квартиры под тихие звуки джаза, лившиеся из стереосистемы, под отсветы огней центра города, отражавшиеся в стеклах окон.

Селвин задернул шторы.

— Вот она, моя девочка, — сказал он.

Джулия ответила:

— Н-е-е-е-т! — и стукнула рукой по матрасу.

— Что?

— Девочка — это политически некорректно, особенно, я бы сказала, когда речь идет об отношениях молоденькой женщины с мужчиной средних дет.

Он через пуховое одеяло ухватил ее за большой палец левой ноги и держал его, пока она не вырвалась.

— Как ты это называешь? — с укором спросила она. — Эротическим стимулированием?

— Ты наконец снова вернулась к нашей теме.

Он раздевался при свете ночника, стоявшего у кровати на тумбочке. Она восхищалась прекрасной формой его груди, в меру упитанным торсом. Не особенно мускулистый, он был в отличной форме, а о том, что Селвин начинал стареть, свидетельствовали лишь несколько седых волосков на груди. Половой член у него напрягся — его вид привел Джулию в восхищение, она даже вскрикнула, когда он нырнул под простыню в ногах кровати, поджимая под себя сначала ее икры, потом бедра и низ живота. Она хотела было разыграть скромницу, но от новизны ощущений, нестерпимого желания и долгого ожидания у нее непроизвольно вырвались такие звуки, от которых ей самой стало стыдно, и когда он вынырнул рядом с ней из-под простыни, она, не зная, как себя вести, взяла и ударила его.

— Ох! Джулия! Ты такая… Такая…

— Какая?

— Настоящая.

— Да?

— И прекрасная.

— Ну вот, мы и приехали… Мужчины всегда стараются совратить женщин комплиментами.

Он закрыл ей рот поцелуем. Его губы были приятными, податливыми и одновременно ищущими. Джулия услышала свой вздох и ощутила радость от его поцелуя. В последний раз у нее это было так давно, ее последний дружок никогда не делал с ней ничего так медленно, так… методично. Она притянула Селвина к себе, пытаясь удержать, и в этом движении слилась с ним, и теперь ей хотелось его еще сильнее, ей хотелось его внимания, его общества, его любви, его самого, и это желание оказалось гораздо сильнее, чем все, Что она могла себе представить и хотела испытать. Обняв его ногами и двигаясь в такт его движениям, она снова почувствовала себя в безопасности, к ней вернулась ее раскованность и уверенность в себе. Безумие мира, отвага их совместной работы и риск предприятия, в которое они ввязались, возбуждали ее еще сильнее, все опасности, нервное возбуждение и напряжение обострили чувственность ее тела, ритмично следовавшего его движениям, и все, что они делали вместе, наконец стало обретать какой-то странный, острый, пряный, причудливый и эксцентричный смысл.

Она порывисто и сильно обняла его, но когда он прижался к ней, чтобы любить так, как позволяло ее тело, она почувствовала себя неловкой и неопытной глупышкой. Джулия снова услышала собственный вздох, стоны и еще какие-то странные звуки, которые вырывались у нее помимо воли. Наверное, чтобы совсем не потерять себя в этой буре чувств, одном непрерывно длящемся мгновении страсти, она молола какую-то чушь, с губ ее срывались пикантные непристойности, над которыми он от души смеялся, но теперь все ее существо безраздельно поглощало желание, и Джулия была ему безмерно благодарна за этот взрыв чувственного блаженства.