Ледяной Ирис
Шрифт:
На месте старой хижины ничего не было, лишь небольшая проплешина сухой, мёртвой земли, где не росла даже трава. Будто рана на теле островов – неизлечимая и незримо кровоточащая, сочащаяся гноем и слизью.
Рыжеволосый
Власть?.. Сила?.. Он получил их, как и хотел. Но сейчас он чувствовал себя по меньшей мере странно: словно в спину незримо глядели чьи-то внимательные глаза. Не одни, вовсе нет; порой то была лишь пара-другая взглядов, порой – десятки, сотни. Так, наверное, чувствует себя больной душой и разумом человек: ведь не могут же, в самом деле, смотреть на него мертвецы?
Болезнь… болезни нужно лечить – так он решил. Пусть живёт Широми, пусть живёт то дитя, что она нынче носит под сердцем и о котором он сам узнал совсем недавно. И пусть у неё родится сын, который будет править этой страной, не зная сожалений, из коих была соткана жизнь его родителей.
Лис вновь улыбнулся.
В ночном воздухе пахло океаном, пусть волны и раскинулись далеко, очень далеко от этой бедной хижины, насквозь пропахшей чужой болью и смертью. Сибори открыл глаза, не понимая – как он оказался здесь, если эта хижина давно сожжена, давно обратилась в пепел?..
– Проснулся?..
Вскочив, юноша обернулся – и долго смотрел в глаза стоящему на террасе Шигэру. Словно и не изменилось ничего, не было этих лет, не было всего того, что давным-давно минуло.
В воздухе пахло лекарственными травами, и так же пахло от ладоней мужчины, ласково дотронувшегося до щеки возлюбленного. Сибори смотрел на него – и чувствовал, что готов заплакать. С трудом разомкнув будто замёрзшие губы, он спросил:
– Это… это ведь был сон, правда?
Пристальный взгляд тёмных глаз – вроде бы таких же, как и у многих жителей островов, но одновременно – совсем других. Память таяла, и становилось легче дышать.
– Может быть, сон, - на губах мужчины играла грустная улыбка. – А может, и нет. Сам решай, что тебе больше по душе…