Ледяной клад
Шрифт:
Ближе заворочались льдины, становясь на ребро и выставляя свои острые углы, забрызганные илом. Опять забили, заплескались близ устья Громотухи желтые фонтаны, и, тоненько позванивая, посыпались в водоворотные воронки длинные, точно хрустальные, иглы. Захрипел воздух в острой щели, образовавшейся вдоль дамбы. Бесследно исчезла полынья. Теперь там крутились и терлись друг о друга льдины, все сильнее нажимая на пока еще мертво стоящее белое поле.
Вот, скрежеща, подалось и оно...
Будь малость пониже защитная дамба - и лед бы теперь пошел напрямую, в протоку, ворвался в запань. Но тут он, хрустя и ломаясь, стал постепенно
– Фе-досья!.. Ух!.. - услышал он у себя за спиной сдавленный, глухой, словно стон, голос Куренчанина.
Повернулся. И увидел, как Михаил метнулся от реки на тропу, ведущую к переходу через Громотуху. В первый момент Цагеридзе ничего не понял. Но голоса: "Гляди, гляди!..", "Да куда же это они?" - заставили его посмотреть в сторону поселка.
Через протоку к острову - отсюда маленькие, как мизинчики, - торопливо и чуть пригнувшись, перебирались двое. Трудно было разобрать - кто. Но Михаил каким-то образом узнал. А когда Цагеридзе поднес к глазам бинокль, в радужном сиянии стекол он увидел и сам: через протоку бежит, спешит действительно Феня. С нею рядом... Василий Петрович. А за плечами у них на полотенцах у каждого по ящику.
Цагеридзе побелел. Да как же это могло случиться? Как мог позволить Иван Романович?
– Братцы, помогите, - выкрикнул Загорецкий, протягивая руки.
На негнущихся ногах, хватаясь рукой за сердце, он зашагал за Михаилом. Бросились и еще несколько человек.
Цагеридзе привычным глазом смерил расстояние. Полнейшая бессмыслица! К чему бежать? Все зря! До поселка добрых полтора километра. Не остановишь. Не догонишь. Не сделаешь, решительно не сделаешь ничего. Теперь как будет, так и будет...
Тугой ледяной вал, пришедший первым от "Семи братьев", уже сползал на остров и рассыпался серебром среди качающихся тальников. Все понимали: там, у косы, начинается огромный тяжелый затор.
Вода, желтая, мутная, облизывая глинистые откосы берега, хлесталась и бурлила, местами перебрасываясь даже через дамбу. Льдины кувыркались, переворачиваясь наверх нижней, обмытой, гладкой, будто полированной стороной. Иногда они три-четыре вместе поднимались высоким шатром и тут же падали, раздавленные другими, более крупными и тяжелыми. На реке не стихал глухой грохот. Срезанные, выхваченные с откосов берега столетние сосны зелеными метелками проглядывали среди торосов.
А по острову ледяной вал катился и катился, двигался все дальше, засыпая камни, кусты, отдельно лежащие бревна живым, играющим на солнце серебром.
Василий Петрович с Феней между тем перебежали через протоку и, забирая в сторону от быстро наползающего на остров льда, скрылись, исчезли в мелких тальниках.
Можно было теперь отсчитывать минуты, можно было выверять расстояния, можно было зримо представлять себе, где и как идут они, что делают, - нельзя было остановить время и нельзя было остановить неумолимо ползущий ледяной вал, который, если только не рухнет затор на косе, не позже как через полчаса завалит, засыплет весь остров полностью и ворвется в протоку. И было теперь уже все равно, останется ли целой
Что происходит там?..
Что делают там люди?..
Делают ли?..
Храпя и сбрасывая с себя шумные струи воды, на дамбу тяжело взобралась зеленоватая, обмятая по углам льдина, повернулась, как танк.
Конец!..
Крепость сдается...
Но в этот миг под ногами Цагеридзе словно ушла вниз, дрогнула земля. А за островом, в дальнем его конце, невообразимо высокий и неохватный, сверкающий стеклом и сталью, встал ледяной столб. Раскололся и тучами мерцающих осколков упал по широкому кругу.
Второй раз дрогнула земля. И новый столб из стекла и стали взметнулся над черными тальниками еще размашистее и выше. В мелкой водяной пыли, повисшей в воздухе над местом взрывов, зажглись красные и фиолетовые огоньки.
Ползущий по острову гигантский вал сразу остановился, будто ему, как зверю, вбили две пули в переносье.
Не горбился больше и Читаут. Он шумно отвалился от берегов.
Зеленоватая льдина качалась на дамбе, как коромысло весов.
Высокие торосы медленно опадали, рассыпались.
Вежливо уступая друг другу место, ледяные поля потянулись вдоль дамбы за остров...
...Цагеридзе вяло обтер рукой лицо. Ломило в ушах, болели челюсти. Сколько времени продолжалось все это, представить он не мог... Дамба осталась цела. Запань и замороженный в ней лес - тоже.
А люди?..
За ледяным валом на острове ничего не было видно.
Какая разница теперь, что происходит тут, у Громотухи. Снова остановились льдины или свободно плывут...
Рядом с собой Цагеридзе заметил Косованова.
– В поселок, скорей надо в поселок, - чувствуя чугунную тяжесть в ногах, сказал он.
– Не убедил я, - горько проговорил Косованов. - Опять на "рыск" Петровича нашего потянуло. Девчонку еще сманил. Что же Иван Романыч?..
На берегу, кроме них, не было уже никого. Дымились догорающие костры.
13
От поселка к протоке вело несколько спусков, пешеходных тропинок. А в нижнем конце протоки, против самого ухвостья острова был устроен конный и автомобильный взвоз, по которому когда-то в начале зимы пробовали вывозить бревна, выколотые изо льда. Еще дальше этого взвоза, совсем на чистой поляне, в стороне от всяких построек, горбилась над землей вся в бурых метелках сухой полыни дерновая кровля с высокой вытяжной трубой - склад для взрывчатки. И потом начиналась тайга, уходящая вовсе в неведомое.
Феня хотела побежать за Громотуху вместе со всеми. Только там и будет что посмотреть. Здесь, против поселка, ничего не произойдет. И еще: ей следовало быть поближе к отцу. Вдруг она ему зачем-то понадобится. Сделать какую-нибудь неотложную запись или попроворнее, вместо него, щелкнуть затвором фотоаппарата. Но она чуточку замешкалась, и ее прихватил Иван Романович Доровских.
– Загорецкая, - сказал он, - всех как водой смыло, понеслись за Громотуху. А Николай Григорьевич велел у спусков к протоке поставить охрану, чтобы какого-нибудь чудака случаем на остров не понесло. На пешие тропочки я набрал все-таки. А ты шагай на конный взвоз.