Ледяной плен
Шрифт:
Зины на улице не оказалось. Сигнальную надпись на крыше «газели» полностью скрывали под собой бурые кровавые потеки, к которым прилипла пара ногтей с потрескавшимся лаком и длинная прядка русых волос. От входа через дорогу, в сторону выжженного сквера тянулся прерывающийся кровавый след.
С того самого дня он и начал пить. Найденный в прицепе «нивы» непочатый ящик «Путинки» был бережно переправлен в квартиру – палатку. И теперь в привычные походы за содержимым автомобилей его всегда сопровождала бутылка. Сначала прикладывался помаленьку, еще в учебке долбили, что спирт частично снимает воздействие
Вот в таком состоянии его и нашли на шестой день, в беспамятстве распростертым на полу четвертого этажа.
– У меня один! – подозвала троих спутников высокая фигура в длинном плаще, с накинутым на противогаз капюшоном.
– Живой?
– Сейчас посмотрим, - встав на одно колено, человек потрогал пульс. – Пьяный в салат!
– Харя, осмотрись тут быстренько, мало ли кто еще есть. Вооружен?
– Пузырь да дубинка.
– Как думаешь Типун, облученный?
– Фиг знает, - откликнулся склонившийся над охранником человек. – Внешних признаков не наблюдаю.
– На пятом палатка стоит, консервы кое-какие, если поскрести, и еще ящик водки! – отозвался вернувшийся с разведки Харя. – Шикует мужик!
– Документы, паспорт?
– Охранник. В палатке форма в углу.
– Палатка, консервы откуда?
– Видно по машинам шукал – у половины стекла битые и замки сорваны.
– Как думаешь, коробки на ходу? – первый человек оглядел стоянку.
– Теоретически… Стоят они, конечно, низко. Если покопаюсь, может какую и заведу. Есть пожелания? Тут нам теперь целый автосалон – какую хош выбирай!
– Главное, чтобы ехала. Ладно, будите спящую красавицу.
– Э, братуха, подъем, - откинув капюшон, Харя стянул противогаз с взмыленного лица, которое, в пику кличке оказалось вполне приличным.
Подталкиваемое носком ботинка, распростертое тело икнуло, а затем многозначительно изрекло.
– Остмякое!
– Чего? – не разобрал тот, которого звали Типун.
– Оставьте… меня… в покое… - с невероятным трудом вытолкнул из себя пьяный, переворачиваясь на живот.
– Ну, извини, - Типун тоже снял противогаз и сунул лежащему сапог под ребро. – Что потревожили ваше барское высокоблагородие-с. Нижайше просим прощения-с.
– Вы кто? – не открывая глаз, поинтересовался прижавшийся к полу щекой охранник.
– Я лично неделю назад еще учителем истории был. А теперь вот в диггеры подался. К Балтийску идем.
– Так его ж должны были…
– Знаю, в первую очередь, - закончил диггер.
– База ВМФная, как ни как. Но, говорят, что там отделались легче, чем в Кениге. До туда только импульс докатился. Здесь теперь по любому не выживешь, факт. Облако уже полностью осело. Так что пакуй манатки, нам лишние руки не помешают.
– Идите в жопу, - тихо всхлипнул мужик.
– Тут отсижусь.
– Жопа, старик, теперь понятие растяжимое! По-любому дней через пять кони двинешь.
– Консервов и водки полно… - упрямо пробормотал пьяный.
– А когда закончатся, в ларек за догоном сбегаешь? – усмехнулся
– Пешком, без химзащиты ты все равно никуда не дойдешь.
– Огнестрел какой-нибудь есть? – потеребив лямку пузатого рюкзака, деловито поинтересовался Харя.
– Да, там, - с трудом приподнявшись, охранник неопределенно махнул рукой.
– В будке «макарыч» в сейфе лежит.
– Добро. В дороге пригодится. Витек, посмотри.
– Звать-то как? – Типун помог охраннику подняться.
– Михаил… - хотя к чему теперь эти бессмысленные ярлыки, набитые в паспорте, шершавые листки которого теперь годились разве что на бумагу для самокруток. В мозгу промелькнуло армейское прозвище, которое он получил за регулярные посылки с выпечкой от жены и матери, каждый раз бережно завернутой в пахнущую домом тряпицу. – Батон… Батоном меня зови.
– Я Типун, а эти охломоны - Башка, Витян и Харя. Ладно, нарезной, - усмехнулся диггер и протянул мешок с противогазом. – Для начала «слоника» держи...
* * *
– Жень, да я с работы пораньше вернусь… - во сне бормотал Батон, ворочаясь на полу своей палатки наполненной удушливым перегаром. – Димка, не серчай… никуда твое зверье, из зоопарка не денется… Я тебе конфет по дороге куплю! Много-много… Дим… Дима!
Батон спросонья так замахал руками, что едва не своротил забившуюся между ящиков палатку. Проснувшись, он вскочил с диким ревом, весом своего могучего тела отрывая палатку от земли.
– Да что ж вы не отпустите-то меня!? – истошно орал крушащий все вокруг мужик, размазывая по щеке стекающую изо рта слюну.
Наконец оглядевшись, он осознал, что находится не в разрушенном коробе городской парковки, а внутри продолжающей свой путь субмарины. Устав молотить, пинать и расшвыривать, Батон навалился спиной на ящик, сполз на пол, пряча лицо в ладони.
– Отпустите меня, - тихонько захныкал спрятавшийся в трюме лодки человек. – Пожалуйста…
Обтянутые водолазкой могучие плечи била мелкая дрожь.
* * *
Лера лежала на койке в своей каюте и сосала спички. Навалившаяся несколько дней назад морская болезнь упорно не хотела сдаваться. Видя страдания девушки, судовой врач, прозванный за свои габариты Колобком, все-таки не торопился расставаться с ценными медикаментами и для начала посоветовал пациентке распространенный среди моряков прием, авось и пройдет потихоньку.
– Вставь между зубов две спички и посасывай, - проинструктировал он. – Только не суй серой в рот, это усилит тошноту.
Когда Лере становилось особенно плохо, она задирала тельняшку и мышь забиралась к ней на живот, сворачиваясь на нем калачиком. Чувствуя тепло ее тельца, девушка немного успокаивалась, вслушиваясь в еле уловимый стук маленького сердечка. Смышленый зверек привязался к девушке и не отходил от нее ни на шаг. Леру это радовало, потому что подозрительный Батон вечно где-то пропадал, а на кухне занятые готовкой подчиненные Бориса Игнатьевича были не особо сговорчивы. А мышь всегда находилась рядом, изредка отлучаясь из каюты по своим мышиным делам. Немного подслащивало пилюлю еще и то, что Лера страдала не в одиночестве. Изнеженная теплой колыбелью метро, московская группа на собственной шкуре испытывала прелести флотской жизни.