Ледяные небеса

Бонне Мирко

Но кто? Кто эти пятеро помимо Шеклтона?

Подключается Фрэнк Уайлд:

— Каким бы фантастичным ни был план Сэра, его осуществление необходимо, чтобы мы проникли в море Уэдделла так далеко на юг, насколько это возможно. Не будете ли вы настолько любезны, капитан, оценить состояние льдов? Наша цель — залив Вакселя.

— Ха! — восклицает Якобсен, смеясь и отворачиваясь от стола. Он из тех парней, что высоко ценят свою внешность, возможно, он является единственным обладателем нафабренных усов в Южных полярных морях. У капитана Якобсена — глазки гусака, маленькие и бдительные, ими он увидел меня, сидящего на стуле среди книг, и спросил: — Вы тоже плывете, молодой человек? Я бы хорошо подумал!

Я огрызаюсь, и он отворачивается от меня на каблуках.

— Залив Вакселя, господин

Уайлд, господин Крин, господин Читхэм, сэр Эрнест! Вы говорите о том, чтобы самым холодным летом, которое имеет место в Антарктике с тех пор, как здесь появились люди, дойти до семьдесят седьмого градуса южной широты, и это — на деревянной баркентине! Прошу прощения, но я вам этого не советую. Есть свои причины того, почему Амундсен и Скотт, и вы, Эрнест Шеклтон, шли от моря Росса к полюсу. Ледяной шельф моря Росса представляет собой область нечеловеческого уныния, как вы все знаете, место нехороших предчувствий, вызванных потерей горизонта над бескрайней ледяной равниной. Но вам известно также, что поведение моря Росса относительно предсказуемо, пока удается противостоять тоске и безысходности. В море Уэдделла, напротив, — и Якобсен устремляется прямо к карте, так что Крин и Читхэм вынуждены отскочить в сторону, — там лед не стоит на месте, понимаете? Там он постоянно движется, переворачивается и перемещается вместе с водой. Невообразимо огромная ледяная равнина, усеянная тысячами торосов, которые нередко имеют протяженность в несколько километров, тает, замерзает, разламывается и замерзает снова. Я видел в море Уэдделла торос, господа, который был похож на Великую китайскую стену. Паковый лед, дрейфующий лед, торосы, айсберги — все дрейфует по часовой стрелке со скоростью идущего полным ходом парохода в южном направлении. Примерно на уровне залива Вакселя, господин Уайлд, — тут он засмеялся, — льдины начинают громоздиться друг на друга. Глыбы достигают сотни метров высоты, но кроме того, лед уходит на сотню метров под воду, и тогда его не видно. Дальше все это месиво смещается на север и еще более уплотняется. Конечно, вы правы, сэр Эрнест, можно пробиться через море Уэдделла. Уэдделл это показал. Но сегодня мы знаем, как ему повезло. Он обнаружил тогда окруженную паковым льдом область чистой воды площадью в сотню тысяч квадратных километров. Причиной было, как я полагаю, необычно теплое лето. В этом году как раз наоборот. Спросите моих людей, если не верите мне, господин Читхэм, я вижу, что у вас другое мнение, спросите их, и эти простодушные китобои подтвердят вам: море Уэдделла покрыто льдами. — Якобсен сложил руки за спиной. — Ваш план великолепен и смел, сэр, возможно, вы набрали самых лучших людей, так что мне повезло пригласить вас всех в гости… боюсь, вы идете на слишком большой риск. Поэтому я решительно возражаю. Сделать что-то другое было бы с моей стороны большой неосмотрительностью.

Шеклтон отходит от стола и направляется в мою сторону. Подойдя совсем близко, он поворачивается и движется вдоль уставленной книжными шкафами стены. Выражение лица у него снова столь же мрачное, как и в лодке. Время от времени он проводит пальцем по корешкам книг. Вдруг он спрашивает Крина, не глядя на него:

— Том, а ты что думаешь?

Крин потирает ладонью затылок. Нетерпеливому Якобсену должно казаться, что обладатель медали за храбрость, этот молчаливый великан, которому он едва по грудь, колеблется. Но в словах Крина, произнесенных глухим басом, нет и следа нерешительности. Как раз наоборот.

— Мы хотим пересечь Антарктиду. Это значит, что мы готовы преодолевать все мыслимые трудности. Свободное ото льда море Уэдделла было бы отличным началом. Но еще лучше — пробиться через его паковый лед.

Кажется, Шеклтон не обращает на слова Крина никакого внимания, потому что когда он проходит мимо меня в третий или четвертый раз, то шепчет мне:

— Великолепные книги, а?

Я киваю.

И Шеклтон улыбается мне. Он преобразился.

Он медленно поворачивается и мягко говорит:

— Спасибо, Том. Вероятно, дорогой капитан Якобсен, мне не следует пренебрегать вашим советом. Как вы отнесетесь к тому, что мы вместе посетим Торальфа Сёрлле в Стромнессе и поинтересуемся его мнением?

Якобсен поднимает руки,

но ничего не говорит. Что Сёрлле мог знать лучше, чем он?

— Я охотно дам вам судно, — говорит он наконец, это следует понимать так, что он готов сделать для нас все, что в его силах, но не может отправиться с нами в Стромнесс. Повелитель Гритвикена оскорблен. Это выдают не только складки в уголках рта пышноусого Якобсена. Ранний ужин проходит в ледяной атмосфере. На этот раз мне позволено сидеть за столом вместе со всеми, есть Стинин раковый суп и поглядывать ей в вырез платья, когда она подает сидящему рядом со мной Читхэму свеклу с Фолклендских островов или ею же приготовленное жаркое из мяса пингвинов Ад ели. Сюда определенно стоило приехать.

Я приуныл, потому что совершенно ясно, что меня не будет на санях, которые три тысячи километров будут тащить по гористой снежной пустыне девять сходящих с ума от голода псин. Супруг Стины предпочитает молчать, поэтому она спрашивает, в чем будет заключаться задача остальных двадцати двух человек, пока шестерка их товарищей будет пересекать континент.

— Если не секрет, — не может удержаться от сарказма Якобсен.

Уайлд дожидается кивка Сэра и отвечает на вопрос. Сидя на противоположном конце стола, я узнаю, что мы, то есть остальные, должны будем построить первую полярную станцию на море Уэдделла. То есть базу, которая, по Уайлду, еще через десятилетия будет служить местом старта для экспедиций, — самую большую полярную станцию на севере континента.

Стина хочет знать, есть ли у запланированной базы название. Шеклтон покачал головой.

— Приют Стины, — говорит вдруг Крин и краснеет. Даже Якобсен ухмыляется. А я представляю себе ту станцию. Я-то знаю, как она будет называться: «Приют Блэкборо на Земле Эннид Малдун».

— Еще немного пингвинятины, господин Читхэм?

Кто эти шестеро? Сэр, Крин и Читхэм — трое саней заняты. А остальные трое? Уайлд? Возьмет ли с собой Шеклтон своего заместителя? Или шкипера? Хёрли! На выручку от его фотографий он сможет расплатиться с долгами по кредиту. И он захочет иметь врача для людей и собак… Тогда Бэйквеллу будет чертовски трудно получить вожделенное место на чертовых санях.

Приготовленный Стиной пингвин очень вкусный, так считает даже Читхэм. Но все равно он не смеется над шуткой Уайлда, который говорит, что на площадке, где пингвины высиживают яйца, чувствуешь себя как на футбольном поле во время игры. Читхэм тяжело дышит и не находит успокоения. Он бурлит с тех пор, как капитан Якобсен, откусывая кусок мяса, заявил, что Скотт проиграл гонку к полюсу исключительно из-за плохого характера.

— Как я слышал, — продолжает Якобсен, — теперь считается установленным, что капитан Скотт своим тяжелым взглядом вынудил самого слабого из своих троих сопровождающих во время бурана выйти из палатки и тем самым обрек его на смерть.

Ему никто не возражает. И Фритьофа Якобсена, кажется, ничуть не беспокоит неловкое молчание.

— Можно задать вопрос, сэр? — обращаюсь я к Шеклтону. Он коротко кивает. Все видят, как сильно задело его взятое из воздуха заявление Якобсена, и я с удивлением замечаю, что открытое злобствование как будто выбивает Шеклтона из колеи.

— Простите, капитан Якобсен, — говорю я, — но разве дело не в том, что никто не может знать, что на самом деле вынудило Титуса Оатса выйти из палатки? Все, кто при этом присутствовал, сами замерзли месяц спустя, Уилсон, Бауэре и, как предполагается, последним капитан Скотт.

Теперь Якобсен — вылитый злобный гусак. Он вне себя. Если бы он не боялся показаться смешным, то накричал бы на меня. Но он владеет собой и спокойно продолжает есть.

Я ощущаю на спине чью-то теплую руку. Она принадлежит Читхэму, который говорит:

— Все общавшиеся со Скоттом знают, что для него благополучие его людей было самым важным делом. Давайте не будем фантазировать.

Я смотрю на Крина. Он был одним из последних, кто видел Скотта и его спутников живыми. До сих пор идут сплетни, что Тома Крина совершенно не огорчило то, что Скотт в свое время не взял его на последний этап похода к полюсу. Том не отвечает ничего. Мою реплику, которая была попыткой установить с ним контакт, он, кажется, не заметил и продолжает ковыряться в своей тарелке.