Ледяные ветра
Шрифт:
— Сейчас материал второго сорта будем делать! — объявил Оланд.
— Это как? — не понял Дин.
— Некачественное сырье в прокат пустим.
— Это зачем… — смутился парень.
— Ну, пораскинь, пораскинь мозгами-то… Э-э-э-х! Кто ж тебе сразу нормальную шерсть катать доверит?! Потренируешься пока на этой, ее-то не жалко, а потом, если все нормально пойдет, будешь с нормальным материалом работать.
Дин кивнул.
— Ну, что? Сразу сам попробуешь? — спросил Оланд.
— Попробую! — ответил Дин.
Однако
Дин вскружился. В течение следующих двух часов он испортил полтюка шерсти, раскраснелся, взмок и еле-еле мог переводить дух.
— Ладно, ладно! Притормози немного! — Оланд старался перекричать шум станка. — Передохни чуток.
Дин остановил привод станка, выдохнул и тупо уставился на бесформенные пласты шерсти, вышедшие из механизма.
— Ну, перевел дух? Пошли, — сказал наставник и куда-то быстро зашагал. Дин устало поплелся следом.
Оказалось, что Оланд снова шел на склад. Там он взял теперь уже два тюка испорченной шерсти. Один отдал парню, второй потащил сам.
— Теперь смотри и запоминай, что буду делать я! — сказал Оланд. Дин стал наблюдать.
Наставник действовал уверенно и умело. Раз — и он аккуратно подал шерсть, два — и он уже у рычага, взмах рукой — и завращался привод. Снова отточенное движение — и новая порция шерсти ушла в приемник. За следующие полчаса Оланд не сделал ни одного лишнего действия. Он не вспотел, не покраснел и не запыхался. Каждый лист материала, вышедший из станка, был идеально ровным. Хоть сейчас иди да продавай!
Дин с завистью наблюдал за Оландом. Однако завидовал парень белой завистью. Он от всей души восхищался мастерством и дисциплинированностью наставника, искренне удивлялся его лисьей ловкости.
— Пойми, — сказал Оланд, закончив работу. — Тут главное почувствовать. Это как в трактире у Петрина: слышишь музыку, чувствуешь ритм и пляшешь в такт. То же самое. Почувствуй механизм, и работа сама пойдет. Попробуй еще раз!
Дин снова приступил к работе. До самого вечера он не отвлекался и ни на что не обращал внимания. Только когда цех почти совсем опустел, к парню подошел Оланд. Хмыкнул, придирчиво осмотрел новые пласты шерсти. Сделал неутешительный вывод:
— Уже лучше, но все равно не то!
— Так может еще заход? — с энтузиазмом спросил Дин.
— Какой заход? Вечер уже на дворе! Смеркается. Собирайся домой, а завтра продолжим.
Дин глянул в мутное цеховое окно. И правда — темнеет. Парень переоделся, попрощался с наставником и заторопился домой.
Парень то шел
Дин мчался во весь дух, забыв об усталости. Миновал старое кладбище и стремительно вылетел к парку. Тут парень притормозил, а потом и вовсе пошел медленно, стараясь как можно меньше шуметь. А то мало ли…
Однако в парке было тихо. Очень тихо. На улице Висельников весь народ тоже будто бы вымер. Безмолвная тень упала и на «Муравейник». Парень неслышно подбежал к своему дому, беззвучно прошмыгнул в калитку, отворил незапертую дверь и… замер на пороге. Что-то было не так!
Дин, бесшумно шагнул в коридор, тихо прикрыл дверь за собой, прислушался. Ничего. Тогда он на цыпочках двинулся дальше. В кухне тоже пусто. В небольшой гостиной вообще света нет. Парень двинулся к своей комнате, но там дверь оказалась закрыта, а за ней ничего не слышно. Дин снова замер, прислушался. Из дальней родительской спальни донесся шорох и тихий, до боли знакомый звук, похожий на… птичий клекот.
Парень оцепенел. Внутри все задрожало. Ноги ослабли и предательски подгибались, руки вмиг стали влажными, затряслись, похолодели. Однако Дин тут же одернул себя, собрался и тихо двинулся вперед.
Дверь в родительскую спальню оказалась прикрыта не плотно, и из-под нее пробивался тусклый свет. Парень осторожно взялся за дверную ручку, резко дернул ее на себя и… Увиденное шокировало Дина и смутило. Он хотел было закрыть дверь обратно, но впал в такой ступор, что не мог даже пошевелиться.
У дальней стены на старой кровати лежала полуголая мать, а над ней нависала сгорбленная и скособоченная фигура отца. Да, это был именно он. Его одежда, его крепкая мускулистая спина, его черная густая шевелюра.
— Мам, что происходит? — дрожащим голосом спросил Дин.
В ответ тишина. Ни мать, ни отец ничего не ответили. Тогда Дин, дав петуха, снова спросил:
— Мам…
Отец стремительно повернулся. Булькнул, резко склонил голову на бок. Раскрыл в безумном оскале окровавленный рот, с интересом уставился на сына.
Дин вздрогнул, в голове помутнело. Парень узнал эти глаза. Отец смотрел на него черными, лишенными зрачков, бездонными буркалами. Точно такими же, какими смотрел одержимый демоном купец.
— Пап… пап, нет! — пролепетал парень.
Одержимый демоном хищно осклабился, шагнул к Дину, замер. Теперь, когда «отец» сместился чуть в сторону, парень смог во всех подробностях разглядеть мать, а точнее ее окровавленное бездыханное тело. В груди, в районе сердца, зияла рваная рана, откуда все еще вытекала кровь. Кровью была залита и кровать, и пол рядом с ней.