Легенда Горы (сборник)
Шрифт:
— Хоть бы единый разок выйти в море на этой лодке половить рыбу.
Слова у него вырвались непроизвольно, и, очевидно, он в тот же миг пожалел о них, прикусил губы.
— Нет, нет, не надо! Еще, чего доброго, хозяин подумает черт знает что. Я и так ему благодарен, что позволил покрасить лодку. Мне и этого достаточно.
Он поспешил прочь от меня, я кинулся следом:
— Погоди, Чакыр! Я скажу Нусрет-бею. Право же, ничего плохого в том нет, если ты разок половишь рыбу в этой лодке.
— Нет! — отрезал он. — Не говори. Он может подумать, будто я только ради
Я все-таки поговорил с Нусрет-беем. Он лишь удивленно бросил:
— Чудак какой, ей-богу.
Чакыр снаряжал лодку с такой нежностью, с таким нескрываемым счастьем, будто священнодействовал. Все жители рыбацкого квартала высыпали на берег, чтобы полюбоваться таким невиданным зрелищем. Чакыр птицей метнулся в своего «Голубя» и в мгновение ока оказался в открытом море. Лодка стремглав уносилась вдаль и вскоре растаяла в морском сиянье. Вернулся он после захода солнца. С головы до пят был мокрым. В голубой сети билась живая рыба. Там же, на берегу, на глазах у собравшихся он разделил рыбу на две части, одну отдал мне, другую опять завернул в сеть и опрометью бросился куда-то. Вечером Нусрет-бей пришел ко мне.
— Отменная была рыба, — сказал он.
И опять лодка стояла на берегу, а Чакыр кругами ходил вокруг нее.
Не знаю почему, но Чакыр никогда не приходил ко мне домой. Я едва язык не проглотил от удивления, когда в один из дней, открыв дверь на чей-то робкий стук, я вдруг узрел перед собой Чакыра. Он стоял понурившись. Я пригласил его войти. Он согласился, но глаз так и не поднял. До самого вечера просидел на диване, упорно не желая оторвать взгляд от собственных башмаков. Вдруг резко поднялся.
— Тут вот какое дело… — выдавил он из себя. — Я хочу эту лодку… Передай Нусрет-бею, что я готов ее купить. Все равно же гниет. Два года провалялась на берегу, ни разу Нусрет-бей не выходил на ней в море. Какую цену назначит — такую отдам. Все деньги от продажи рыбы буду отдавать ему. Ты знаешь, я не из тех, что могут не вернуть долг.
Рыбацкий квартал переживал великое событие. Голубая лодка, нарядная, разукрашенная, кокетливо спускалась в море. Чакыр оделся во все новенькое: вся одежда с иголочки, обувь сверкает, даже галстук повязал. Кто ж надевает белоснежную рубашку, выходя на ловлю в море? Какие-то болваны стали отпускать шуточки вслед Чакыру. Где им было понять, что в этот великий миг осуществлялась заветнейшая его мечта, многолетняя неутолимая страсть. Может быть, он с раннего детства мечтал именно о лодке… Иначе ни за что на свете не решился бы явиться ко мне с унизительной просьбой.
Раз в три дня Чакыр проходил мимо нашего дома с меч-рыбой, дорадами, луфарями, камбалой, барабульками, султанками. Рыба еще трепыхалась и сверкала.
С год продолжалось так. Чакыр был счастлив. Улыбка почти не сходила с его лица, временами он даже шутил.
И вдруг все переменилось. Лодка очутилась на старом месте под мостом, а Чакыр стал избегать встреч со мной. И одежда его стала неряшлива. С удивлением я узнал, что он перестал наведываться и к Нусрет-бею. В последний свой приход он так сказал ему: «Не смог я с тобой расплатиться,
А спустя несколько дней Чакыр бесследно пропал. Я заходил к нему домой. На двери висел огромный замок. Ни его самого, ни жены, ни детей — никого не было видно.
Нусрет-бей как-то сказал мне:
— Ночью, когда шел дождь, в темноте меня кто-то два раза хватал за горло и пытался душить. Слава богу, удалось отбиться. И, знаешь, мне показалось, что руки его похожи на руки Чакыра.
— Этого не может быть! Должно быть, ты обознался, Нусрет-бей. Он оставил свой дом и уехал из наших мест потому только, что стыдился в глаза тебе посмотреть. Если б он мог долг вернуть, разве уехал бы?
— Это точно, не уехал бы… — согласился Нусрет-бей.
Прошло еще какое-то время. Нусрет-бей и думать забыл об истории с лодкой, а если и вспоминал, то со смехом.
— До чего ж славной рыбой кормил нас Чакыр! — приговаривал он. — Ах, какая была рыба!.. Лодку он давно уже отработал, да будет она ему во благо.
Как-то поздним вечером мне передали, что меня разыскивает Нусрет-бей. Я поспешил к нему. Войдя в дом, я увидел, что перед ним лежит тысячелировая банкнота.
— У меня только что был Чакыр, — растерянно произнес он. — Ни слова не сказал, не поздоровался, даже глаз не поднял. Руки у него были разбиты в кровь, и из ушей текли струйки крови. Ноги по колено в грязи. Он так похудел, что его и узнать-то трудно. Пришел и протянул мне вот эту тысячелировую банкноту. И тотчас ушел. Во дворе задержался на миг. «Спасибо тебе, Нусрет-бей, — говорит. — Много добра ты мне сделал». Ну, что ты на это скажешь?
— Что я могу сказать? Только одно: больше никто не будет пытаться тебя задушить.
Нусрет-бей облегченно перевел дух:
— Вот и слава богу…
Трудно было поверить во всю эту историю. Я имею в виду нападение на Нусрет-бея. Чакыр не способен задушить человека. Кто угодно, только не Чакыр.
Да, вот как получилось. Трудно продолжать свой рассказ. Верь не верь, но пару дней спустя газеты сообщили, что по обвинению в грабеже задержан рыбак Чакыр. Случилось это именно в тот вечер, когда он наведывался к Нусрет-бею. Должно быть, его задержали на обратном пути. Я пошел в тюрьму. Чакыр отказался от свидания со мной. Я передал ему немного денег и сигареты. Больше я туда не заходил, не мог…
И вот недавно я стал замечать, что какой-то человек в темноте крутится у моего дома. При моем приближении он торопливо отбегает в сторону. Поначалу я не придал этому никакого значения. Наверное, полицейский, как всегда, что-нибудь вынюхивает и не хочет лишний раз на глаза попадаться, решил я. А тут вдруг, когда я запоздно возвращался домой, кто-то преградил мне дорогу.
— Кто это? — спросил я тихонько.
— Это я. Не узнал? — Голос был замученный, сломленный, подавленный и в то же время самую малость счастливый. — Это я. Я расплатился сполна с Нусрет-беем. Все до последнего вернул.