Легенда о черном алмазе
Шрифт:
Пока Емелька разыскивал ночного сторожа, который, несмотря на ранний час, успел, устроившись на прилавке. вздремнуть, пока Василий Иванович объяснял Савелию, куда он должен идти и что охранять, в переулке гулко загромыхал мотор грузовика. Уже пожилой, но легкий в движениях, Данила Гром пружинисто выпрыгнул из кузова на мостовую, быстро направился к амбару, в кабинет Василия Ивановича.
Емелька невольно залюбовался молодцеватым шахтером: что стать, что могучие плечи, чуб до скулы, да еще и кудрявый. Гром прямо и открыто глянул на Старшого:
– Чей парень?..
– Нашенский,- ответил Василий Иванович.- Мой помощник. Мы с ним в этот вечер одной загадкой
Гром почему-то не взял тетрадочную страничку в руки, а прочел, прищурив глаз, издали. Крякнул досадливо, тряхнул чубом:
– Думаю, что брехня.
– А вообще-то, Данила,- в раздумье заметил Василий Иванович,- тут есть о чем поразмыслить.
Гром прищурил глаза, и меж его густых летучих бровей пролегла крутая складка:
– Что же он, тот безобразник, из ямы выбрался? Зарыт был вполне надежно.
Лейтенант оперся локтями о столик, задумался.
– Понимаешь, товарищ Гром, я очень хорошо запомнил второе сентября 1943 года. Войска Третьей гвардейской армии с хода форсировали Северский Донец. Даже не верилось, что они так лихо прорвались через реку. Но к исходу того же дня они продвинулись на запад километров на тридцать, освободили соседние города Пролетарск и Славяно-сербск. Тут самый тупой фашистский солдафон понимал, что дела - швах, что нужно поскорее драпать из Донбасса. Так почему же Бешеный Ганс с жалкой кучкой своих прихлебателей-полицаев пытался удержаться в кирпичном доме на окраине Волчеяровки? Что удерживало здесь подонка? Он не был строевым офицером, не участвовал в боях. Знал только одно: жечь, грабить, убивать. Так неужели же он не понимал, что партизаны следят за каждым его шагом? На что он надеялся? Почему сразу же не сбежал?..
– Говорили, он искал какой-то клад,- пожал плечами Данила.- Поговаривали даже, что нашел, да не успел взять. В общем, причуды психа. Я долго выслеживал его, затаясь в кювете. Когда он появился в проеме окна, я всадил ему пулю прямо в лоб.
Василий Иванович замер в напряжении.
– Интересуюсь, пока партизаны штурмовали тот кирпичный дом, никто из него не выбрался, не бежал?
Данила тяжело вздохнул:
– За всем разве уследишь? Наш наблюдатель заметил, что со двора, который на западной стороне дома, в степь умчалась легковушка, кажись, «оппель». Значит, кто-то из той шайки таки спасся.
– Отлично, Данила. Скажи мне: ты сам видел труп Ганса?..
Гром брезгливо покривился:
– Плевать мне на него, с какой стати я буду его рассматривать?
– Но какие-то документы при нем были?
– Только ночной пропуск. У него понимаешь ли, два имени: Ганс и Оскар. Ну, а фамилию Бруфт тут многие знают. Под приказами красовалась. Что ни строчка - угроза.
– А не помнишь ли, Данила, во что он был обут?
Гром прищелкнул пальцами:
– Как раз вот это помню. Тупорылые такие ботинки, подошва подкованная, в два пальца толщиной. Почему запомнилось? У нас в отряде был молоденький боец Вася Веточкин. И угораздило как-то Васю забраться в бросовый штыб. Та куча штыба оказалась раскаленной, и Вася начисто сжег сапоги, да еще и ноги обварил. Воевал, бедняга, в тряпках. Обмотает ноги тряпками, перетянет шнурками - и пошел на задание. Он-то и попросил меня, чуть не плача: «Товарищ замкомандира, сделайте снисхождение, разрешите мне снять с этого прощелыги ботинки. Ему они уже не нужны, а номер мой, издали вижу - тридцать девять». Ну, я спросил у Василия: дескать, не противно ли? Ведь эти бутсы, похожие на двух черных поросят, такого костолома носили… «Что поделаешь,- вздохнул Вася,- война!»
Василий Иванович облегченно улыбнулся:
– Спасибо, дружище, это существенный момент. Однако ты точно помнишь: номер тридцать девять?
– Запомнилось,- подтвердил Данила.- А разве это важно?
– Я имею сведения,- сказал лейтенант,- что Бешеный Ганс носил огромные ботинки, чуть ли не сорок шестой или даже восьмой номер. Кого же вы там зарыли, возле кирпичного дома?
Гром огорченно крякнул, скрипнул зубами:
– Тебе ли, Василий, объяснять? Фашист, да еще матерый, та же ядовитая змея: как ни укрощай ее - будет изворачиваться, ускользать и непременно попытается ужалить. Иной, особенно хитрый, и двойником запасется, переоденется, с помощью хирурга дайке физиономию переделает, а фальшивые документы у него заранее заготовлены. Я этих тварей насмотрелся.
Василий Иванович откинулся от стола, крепко потер виски. Анонимка - измятая тетрадочная страничка - лежала перед ним, и он взял ее, раздельно прочел вслух: «Оглянись, начальник! По улицам нашего города бродит Бешеный Ганс».
30
Трофеи из фотоателье. Почерк тетки Феклы. Петрунькевич принимает задание. По следам Лохмача. Лицом к лицу с врагом.
Ранним утром, едва лишь сентябрьское солнышко начало подниматься из-за крыш, Кудряшка и Костик приволокли в кабинет Василия Ивановича большую старую корзину, плетенную из лозы. Вытирая платочком вспотевшее лицо, Лнка доложила:
– В сарайчике не осталось ни одной бумажки. Мы весь мусор перебрали, в каждую щелку заглянули.
– Отлично, помощники,- похвалил Бочка и заглянул в корзину.- Э, да тут, я вижу, солидная добыча. Нашему фотомастеру Гавриле Петрунькевичу предстоит кропотливая работа.
– А что сторожа поставили - это дельно,- сказал Костик.- Ночью, Савелий говорит, какой-то незнакомец наведывался. Мы с Кудряшкой догадались: тот самый, что хотел у Гаврилы Петровича подсобку снять.
– Что ж, теперь можно и снять,- усмехнулся Василий Иванович.- Как считаешь, Кудряшка, ты узнала бы его, если бы встретила?
– Обязательно,- сказала Анка.- Свинцовые глаза, родинка под левым глазом, брови будто подчерненные… Непременно узнала бы.
Запустив руку в корзину, лейтенант вынул пачку мелко изорванных фотографий, встряхнул обрывки на ладонях:
– Если бы из этого бумажного винегрета Петрунькевич выудил фото Бешеного Ганса! Я, ребята, ей-право, пустился бы в пляс…
Анка спросила:
– А где Емеля? Мы с Костиком видели его издали: он куда то спешил с большой папкой. Кричали ему, только он не расслышал.
– А не расслышал, наверное, потому, что занят большими делами,- пояснил Бочка.- Дела эти - водопроводные: целый район города остался без воды. Вот Емеля и написал заявление в горсовет, а чтобы оно стало коллективным, пошел собирать подписи. Сейчас отправился к набожной гадалке тетке Фекле.
– Тетка Фекла не пустит его и на порог,- заявил Костя.- Терпеть не может мальчишек, ругает безбожниками и сорванцами.
Василий Иванович неожиданно развеселился:
– А расписаться ей все же придется: «Престарелая Фекла Морковкина, 69 лет».- Он взял со стола анонимку и подмигнул Костику: - Заявление пойдет своим путем, и водопровод, будем надеяться, исправят, а между тем мы сверим почерк. Вон какими буквами анонимка написана: не буквы - каракатицы. Посмотрим, не так ли гадалка Фекла и под заявлением распишется? Вы поняли, друзья, что я доверяю вам секрет?