Легенда о Чёрном ангеле
Шрифт:
— Работаю.
— А я душ приняла и спать собираюсь.
— Правильное решение. Как сын?
— Спит.
— И ты ложись, отдыхай.
Мне хочется сказать, что с удовольствием заснула бы рядом с ним, но молчу, потому что наши отношения ещё не в той стадии, чтобы просить от него таких жертв.
— Скажи, Маргаритка, а твой сын сильно обидится, если ты не в своей кровати спать будешь?
Вопрос настолько неожиданный, что на секунду лишаюсь дара речи.
— В смысле?
— В прямом… приезжай сейчас, а? А утром, клянусь,
Господи, эта трогательная забота о моей репутации почти до слёз доводит.
— А ехать-то куда?
Я что, на самом деле это спросила?! Точно, больная! Интересно, это лечится?
— Согласна? — смеётся, как мне кажется, с облегчением. — Я сейчас машину за тобой пришлю. Собирайся.
И вешает трубку. Мамочки, вот, что я делаю-то?
12. Марго
Я сумасшедшая, я точно сумасшедшая!
Разум вопит, что мы не должны так торопиться, что всё это глупо и неправильно, и у Карла, наверняка, целая толпа молодых девиц, которых лишь стоит поманить, и они с разбегу впрыгнут ему на колени.
От мысли, что его руки касаются других женщин, а они извиваются под ним, целуют бледную кожу, выкрикивая в рассвет его имя, сводит зубы. Нет уж, хватит себя накручивать! Он ни разу не показал, что его во мне что-то не устраивает. Наоборот! Потому долой страхи и сомнения, вперёд к счастливым берегам. И пусть никто не знает, насколько долгим может быть счастье, лишать себя его не собираюсь. Не хватало ещё своими руками отталкивать того, кто заставляет кровь бурлить по венам и того, кто заботится обо мне.
Бегу в комнату, стараясь не шуметь, выдвигаю ящик комода и пару секунд раздумываю над тем, какое бельё надеть. Всё-таки сейчас, когда имею время подготовиться к встрече, могу подойти к этому более ответственно. В итоге останавливаю выбор на не слишком вычурном комплекте винного оттенка. В контрасте с моей смуглой кожей цвет выглядит особенно эффектно. Вот и чудесно. И, конечно же, чулки. Да уж, точно озабоченная, но мне хочется сегодня быть самой красивой для него. И желанной.
Чёрт, почему не спросила, куда именно меня повезут? Вряд ли снова в какой-то ресторан. Скорее всего, к себе домой приведёт. И что надевать вообще? Вот же, головная боль!
Ладно, красивое платье ещё никогда не было лишним. Я так долго не надевала что-то нарядное, рассекая, обычно, в брюках, что первое время теряюсь. Вот это чёрное, может быть? Или светлое, с длинной пышной юбкой в пол? Божечки, и почему я так нервничаю?
Сердце в груди ухает, отдаётся звоном в ушах, и от нервов даже в глазах темнеет. Всё это так неожиданно, стремительно, но именно эта непредсказуемость заводит пуще всего остального.
Оборвав мучительные поиски идеального образа, надеваю простое, но элегантное чёрное платье, сидящее на фигуре, точно влитое. У него почти пуританская длина — чуть ниже колен, — но из-за глубокого
Чёрные стрелки на глазах, красная помада и капля духов за ухо. Вот, собственно, и всё. Волосы решила собрать в высокий хвост — так я выгляжу моложе, что ли. Выгляжу… неплохо, собственно я выгляжу, грех жаловаться.
Тяжёлые шаги в коридоре отвлекают от размышлений, и я в последний раз осматриваю себя в зеркале.
— Почему не спишь? — спрашиваю, увидев сына на кухне. Он стоит у открытого холодильника и хмуро смотрит в его нутро, размышляя, чем бы поживиться. — До утра ещё далеко. Болит что-то? Беспокоит?
— Да вот, проснулся… — Он мельком смотрит на меня, а во взгляде читается удивление. — Ну ты даёшь. И да, ничего у меня не болит, жрать просто захотел.
Он широко улыбается, но меня не покидает ощущение, что Мишу что-то гложет.
— У тебя всё хорошо? — спрашиваю, хотя знаю, что он не станет делиться. Однако не спросить не могу.
— Всё отлично, — отмахивается, достаёт бутылку молока и встряхивает содержимое. — Не обращай внимания.
Ага, легко ему говорить.
Вздыхаю, а зажатый в руке телефон тихо вибрирует и в итоге разражается мелодией.
— Готова? — слышу в трубке голос Карла. — Выходи.
— Миша, мне нужно ехать, меня ждут, — начинаю, делая шаг в его сторону.
Знаю, что если попросит отстаться, захочет поделиться чем-то, останусь, наплевав на всё. Но он не просит.
— Твой… друг детства? — усмехается, а я понимаю, что рано или поздно нам нужно будет с сыном поговорить.
Я никогда не скрывала от него своей биографии — в нашем доме нет места секретам и жутким тайнам, но о Карле я почему-то никому не говорила, только тёте когда-то и то, когда найти его просила. Словно охраняла эту память от посторонних, но сейчас, думаю, настало время.
— Да, — киваю и провожу рукой по спутанным после сна тёмным волосам сына. — Ты не против?
На самом деле, это слишком важный вопрос, чтобы задавать его вот так, походя, но сейчас он уместен.
— Я? Ну… я его не знаю совсем, но раз он твой друг, да ещё и детства…
— Шалопай! — смеюсь и слегка хлопаю ладонью по голому плечу сына. — Спасибо тебе. Спасибо, что ты такой.
— Славный и замечательный? — хитро щурится и смеётся. — Да-да, я такой!
Горделиво выпячивает грудь, а я смеюсь.
— Всё, сынок, отдыхай, я утром вернусь.
— Угу, — бурчит, тщательно прожёвывая шоколадную конфету и запивая её молоком.
Обуваясь, размышляю о том, что мне не очень понравилось выражение, мелькнувшее на дне глаз сына. Его что-то тревожит? Какие-то проблемы? Но ведь молчит, не сознаётся, а я не знаю, как добиться от него откровенности. Не трясти же двадцатилетнего парня за плечи, вынуждая говорить. Да и, может быть, просто показалось? Мерещатся просто всякие страсти и ужасти, а на самом деле всё у него хорошо?