Легенда о гетмане. Том I
Шрифт:
– Откуда у тебя этот пакет? – спросил он Славковского, недоумевая, что бы это послание могло значить.
– От самого пана старшего Караимовича, – ответил казак. – Пан есаул Барабаш, вызвал меня в канцелярию, где Караимович дал мне этот пакет и приказал срочно доставить его тебе, батько.
– А на словах ничего не велел передать? – на всякий случай поинтересовался Богдан.
Казак отрицательно покачал головой и направился с конем в конюшню.
Хмельницкий вошел в дом и приказал позвать к нему Ганжу. Когда тот явился, он вкратце объяснил ему, что едет в Черкассы и, скорее всего, в ближайшее время в Субботово не возвратится. Детей и хозяйство он поручал Ганже.
–
– Может и мне с тобой, пан сотник? – неуверенно спросил Ганжа, понимая, что Хмельницкий откажет ему.
– Нет, Иван, я в дороге, какой бы длинной она не была, обойдусь без тебя. А тебе поручаю самое дорогое, что у меня есть – детей. Береги их.
Смуглое лицо Ганжи осветилось скупой улыбкой:
– Не сомневайся, батько, все сделаю как надо.
Прибыв на следующий день в Черкассы, Хмельницкий явился к Караимовичу. У него он встретил двух войсковых есаулов – Барабаша и Нестеренко.
– Получен приказ лично от его королевской милости, – начал Караимович после обмена приветствиями, – в срочном порядке явиться нам с вами в Варшаву. Зачем, не спрашивайте, сам того не знаю.
Видя недоумение на лицах присутствующих, Караимович добавил:
– О том, что едем по приказу короля никому ни слова. Официально цель поездки – передать сейму прошение от войска о восстановлении казацких прав и привилегий.
Столица Речи Посполитой встретила казацкую делегацию по-летнему тепло. Хмельницкий то и дело ловил любопытные взгляды прохожих, которые они бросали на живописно одетых казаков – пришельцев из далеких украинских земель не часто можно было встретить в Варшаве. Богдан, правда, не раз бывал в столице и не мог не восхищаться красотой ее улиц, огромных каменных дворцов и костелов. Пышно и богато жили польские магнаты, улицы города были вымощены камнем, все дома построены из камня, встречные прохожие были одеты в нарядные дорогие одежды.
Как депутаты от реестрового казачьего войска, прибывшие на сейм, Караимович с товарищами были размещены на одном из отведенных для приезжих постоялом дворе. В тот же день они были извещены о начале работы сейма и о том, когда они могут выступить на нем со своим прошением.
От сейма Хмельницкий не ждал ничего хорошего. Еще в 30-х годах, пребывая в должности войскового писаря, ему приходилось тесно сотрудничать с комиссией подкомория черниговского Адама Киселя, специально созданной занявшим польский трон Владиславом 1У для рассмотрения казацких жалоб. За пять лет ее работы ни одно из предложений комиссии в сейме не прошло. Закончилось все это грандиозными восстаниями Павлюка, Скидана, Острянина и Гуни, а затем и лишением казаков их привилегий. В 1638 году Богдан, сниженный в должности до чигиринского сотника, ездил с делегацией от реестрового войска на сейм в Варшаву с просьбой отменить Ординацию, но также безуспешно. И сейчас он понимал, что ни на какие уступки казакам сейм не пойдет.
Предвидение Хмельницкого полностью сбылось. Едва Караимович начал свое выступление, как его прервали крики из зала: «Долой схизматов! О восстановлении каких правах он смеет просить? Пся крев! Давно пора это схизматское быдло разогнать плетьми!». Караимович сбился, его лицо в следах перенесенной в детские годы оспы, покрылось краской. Уже торопливо, комкая фразы, прерываемый доносившимися из зала выкриками, он с трудом дочитал послание сейму от войска. Когда он умолк и установилась относительная тишина,
– Вот, тебе и шляхетская демократия, – с досадой подумал Богдан о нижней палате законодательного собрания Речи Посполитой, – все вернулось на круги своя. Прошение передадут Киселю, от него через полгода приедет комиссар в Черкассы, начнутся проверки и согласования, это затянется года на два, а потом все об этом прошении забудут.
Он сокрушенно покачал головой и, дождавшись перерыва, покинул заседание сейма вместе с остальными членами казацкой делегации.
Позднее, когда, в отведенной им квартире, Караимович, Барабаш, Нестеренко и Хмельницкий сидели в мрачном молчании, прибыл гонец от короля. Он передал, что Владислав 1У назначил им аудиенцию во дворце князя канцлера Оссолинского за час до полуночи. Услышав о времени аудиенции, казаки понимающе переглянулись друг с другом. По-видимому, она действительно носила очень секретный характер, если король назначает ее не у себя, а у Оссолинского, да еще в столь позднее время.
К назначенному часу все четверо прибыли в указанное место и тотчас были проведены в кабинет князя. Там, помимо самого Оссолинского, находился коронный подканцлер Радзеевский. С обоими Богдан был знаком еще в прежние годы во время приездов в Варшаву. Едва казаки успели обменяться приветствиями с канцлером и его заместителем, как дверь в кабинет распахнулась и в нее вошел король Владислав 1У. Был он в черном, прекрасно уложенном парике, в дорогом бархатном камзоле, тканной золотой и серебряной нитью, но лицо его выглядело усталым и даже болезненным.
Все преклонили колени, но Владислав нетерпеливым жестом велел казакам подняться и в знак особой милости подал руку для поцелуя. Когда все по очереди приложились к королевской руке, он остановил свой потеплевший взгляд на Хмельницком.
– Вижу, пан войсковой писарь, ты не расстаешься с моим подарком, – он кивнул на саблю Богдана, подаренную ему за храбрость при обороне Смоленска.
– Жизнь готов отдать за вашу королевскую милость, – склонил голову Хмельницкий, – только, прошу прощения у ясноосвецонного величества, король ошибается – я не войсковой писарь, а чигиринский сотник.
– А вот тут ошибаешься ты, пан Хмельницкий, – улыбнулся король, – с сегодняшнего дня ты вновь войсковой писарь, а паны Барабаш и Нестеренко – полковники. Что же касается пана Караимовича, – он перевел взгляд на вытянувшегося по стойке «смирно» казацкого старшего, – то перед вами новый гетман реестрового казацкого войска.
Взволнованные казаки рассыпались в благодарностях, но король остановил их и с грустью в голосе произнес:
– Известно нам уже, какому осмеянию подверглись вы сегодня на сейме. Но не у всех в Речи Посполитой столь же короткая память, как у наших вельможных депутатов. Помним мы, панове казаки, и давние ваши заслуги перед нашими предшественниками, наияснейшими королями польскими, и перед Короной. Помним и те услуги, которые оказаны были вами в недавней хотинской войне, когда верно послужили нам против султана турецкого Османа. Как и отец наш, король Сигизмунд 111, так и мы благодарны Запорожскому Войску, как и всему народу Украйны, и обещаем, что будем оказывать вам ту признательность и уважение, которые вправе от нас ожидать. И мы подтверждаем, что так оно и есть и будет впредь.