Легенда о Гончих Псах. Повесть

Воробьев Борис Тимофеевич

Женька усмехнулся.

–  Кажется, я начал каламбурить.

–  Тебе не надо больше пить, Женька, - сказала Вера.
– Ты начинаешь молоть чепуху.

–  Я чист как стеклышко, - сказал Женька пьяным голосом. Он был действительно похож на пьяного.

Кириллу и раньше случалось наблюдать моменты внезапного опьянения у людей тонко организованных, и он знал, что это опьянение у них так же быстро проходит.

–  Тайм-аут?
– предложил он.

Женька пожал плечами.

–  У тебя есть кофе, Женя?
– спросила Вера.

–  Есть.
– ответил

Женька.
– Сварить?

–  Я сама, - сказала Вера, вставая с тахты.

–  Сиди, - удержал ее Женька.
– У меня хитрая плитка. А потом, радость моя, женщины совсем не умеют варить кофе. Так же, как гладить брюки.

–  Он сегодня какой-то странный, - сказала Вера, когда Женька вышел в коридор.
– Он вообще какой-то странный в последнее время. С ним невозможно серьезно говорить.

–  Вы давно его знаете?

–  Год. Я приезжала сюда делать осмотр, и он привел ко мне собаку. Она была старая, у нее выпадали зубы, и Женька хотел, чтобы я ее вылечила.

–  А может, это был предлог?

–  Нет. Во-первых, до этого мы не встречались с ним; во-вторых, он мог бы прийти и сам, без собаки; в-третьих, Женька человек решительный. Когда я ему понадобилась, он разыскал меня и свалился как снег на голову. Помню, у меня была очередь, но он каким-то образом ухитрился пробиться в кабинет. И сидел целый час, а я ходила, как дурочка, вокруг и не знала, что мне делать.

–  Представляю, - сказал Кирилл.
– А вы знали, что он работает у Побережного?

–  Тогда еще нет. Да мне и в голову это не пришло, я боялась, что вот-вот войдет кто-нибудь из начальства и увидит, чем я занимаюсь на работе. А потом я как-то приехала на почту. Не помню зачем. Кажется, в связи с какой-то путаницей, кто-то что-то получил за меня. Тогда я и увидела Женьку во всем блеске. А вообще-то вы не думайте, что работать каюром легко. Григорий Дмитриевич очень ценит Женьку. Женька в прошлую зиму один развозил почту по всему острову. Сколько раз попадал в пургу. Здесь бывают такие пурги, что по неделям нельзя выйти из дому. Женька несколько раз замерзал. Его выручают смелость и собаки. У него великолепная упряжка.

Кирилл сделал жест, означавший, что уж кому-кому, а ему это хорошо известно.

–  Для первого раза эта великолепная упряжка загнала меня всего-навсего на столб.

–  Правда?
– рассмеялась Вера.
– Наверное, это было очень смешно!

–  Смотря кому. Собаки - так те просто подыхали со смеху.

–  Не обижайтесь, Кирилл, - все еще смеясь, сказала Вера. Она показала на магнитофон.
– У Женьки где-то должен быть Окуджава. Я сейчас поищу.

Кирилл выключил магнитофон и переменил катушку. Потом снова включил. Послышались аплодисменты, смех, затем наступила тишина, в которую, словно грохот шагающих солдатских сапог, ворвались мажорные аккорды гитары.

–  Мне очень нравится Окуджава, - сказала Вера.
– У него есть потрясающие вещи.

Из коридора вернулся с кофейником Женька.

–  У меня склероз, - объявил он, хлопнув себя по лбу.
– Я забыл пожарить печенку. Но это еще не все. Я оставил ее у

собак, а эти звери наверняка уже сожрали ее.

–  Черт с ней, с печенкой!
– сказал Кирилл.
– Будем пить кофе. Он как раз здорово помогает от склероза.

–  Это чай, - поправила его Вера.

–  Нет, и кофе тоже, - настаивал Кирилл.
– Я где-то читал.

–  Наверное, в «Медицинском вестнике», старик, - насмешливо сказал Женька, разливая кофе, - Вера, есть такой? И скажи, сколько тебе класть сахару.

–  Два куска.

–  А тебе, старик?

–  Тоже два. И не мешай сразу, пусть сначала растают.

Окуджава пел «Леньку Королева».

–  Мне всегда ужасно жалко Леньку, - сказала Вера.
– Наверное, это глупо, но я ничего не могу поделать с собой.

–  И не надо ничего делать, радость моя, - сказал Женька.
– Вот тебе кофе, и давай пей.

–  Можно подумать, Женька, что это доставляет тебе удовольствие.

–  Что это, радость моя?

–  То, что ты весь вечер паясничаешь.

Женька притворно воздел руки:

–  Нет, вы только посмотрите на нее! От тебя ничего невозможно скрыть, радость моя! Ты опасная женщина!

Прихлебывая кофе, Кирилл с удовольствием следил за пикировкой. Непринужденность обстановки и выпитое оказывали свое действие: заботы, еще вчера терзавшие Кирилла, отступили куда-то на второй план. Остались лишь эта тесная уютная комнатка и его новые знакомые, о существовании которых он и не подозревал всего два дня назад и которых, как ему теперь казалось, знал всю жизнь. Они прекрасные люди, этот неудавшийся историк Женька и его темноликая «мадонна». И пусть она не знает, кто такие были краснорубашечники, зато она наверняка знает много такого, о чем он, Кирилл, даже не догадывается. Женщины всегда лучше мужчин запоминают детали. И пусть они скорее поженятся и живут в этой комнате. Он станет приходить к ним по вечерам, сидеть на тахте и говорить с ними обо всем на свете, потому что они интересные собеседники и очень симпатичные люди…

–  У тебя найдется еще что-нибудь выпить, Женька?

–  Праздный вопрос, старик! Мои погреба практически неистощимы.

–  Тогда налей. И давай выпьем за женщин. Я знаю, это банально, но в таком случае что не банально?

–  Ого! Я вижу, у тебя расходится аппетит, старик! Радость моя, ты слышишь? За тебя желают выпить!

–  Не передергивай, Женька. Я сказал: за женщин.

–  Знаем, знаем, все так говорят!

Женька встал из-за стола и, немного покачиваясь, направился к двери. На пороге он обернулся.

–  А потом запомни, старик: общие формулировки всегда предполагают частности. Ибо состоят из них.
– Он подумал и добавил: - Только вы не воображайте, что я такой умный. Это плагиат. Так любил говорить один мой знакомый доцент.

Женька вышел в коридор и через минуту вернулся с новой бутылкой.

–  Радость моя, - сказал он, - выключи эту адскую машинку и садись к нам. Давайте-ка и в самом деле выпьем.

–  Только непременно чокнемся, - сказала Вера.
– Мне надоело пить как биндюжники.