Легенда о Гончих Псах. Повесть
Шрифт:
– У тебя язык не износился?
– Я серьезно. Собаки окончательно озверели. Подтверди, старик.
Побережный досадливо отмахнулся.
– Нужны мне его подтверждения, как рыбе зонтик! Ты мне уже всю плешь проел с этим износом, парень! Целое лето баклуши бьешь со своими собаками, и все износ, износ!
– Конечно, - сказал Женька - за меня дядя работает. Вам не стыдно, шеф?
– Он встал, притопнул унтами.
– Подарили бы лучше портянки, чем обижать. Сотрудников иногда нужно премировать.
– У меня не склад, -
– Я тебе уже давал одни. Куда ты их дел?
– Вспомнили! Это было давно и неправда, шеф. А потом, они были б/у, ваши портянки, и я стал мыть ими полы.
– Вот и мой. Мой на здоровье.
– Значит, не дадите?
– Тьфу!
– плюнул Побережный.
– Ну что ты пристал, как банный лист! Нету у меня портянок! Хошь, вон носки бери. Вигоневые.
Женька засмеялся.
– Я знал, шеф, что у вас добрая душа. Так и быть: вернемся - подарю вам одну маленькую штучку.
– Женька сделал таинственное лицо.
– Какую еще штучку?
– насторожился Побережный.
– Не надо мне никаких штучек. Мне твои штучки надоели.
– Шеф никак не может забыть галифе, - сказал Женька.
– Никакие не галифе, - стал оправдываться Побережный горячее, чем следовало.
– А что галифе? Если хочешь, такие же брюки.
– Не бойтесь, шеф, на этот раз это будет нечто другое. Ты скоро, старик?
– А я и не боюсь, чего мне бояться, - пробормотал Побережный. Когда речь заходила о галифе, он чувствовал себя не очень уверенно.
Кирилл закинул за плечи рюкзак с припасами.
– Пошли, - сказал он.
Как всегда, увидев хозяев во всеоружии, собаки заволновались, запрыгали, затявкали от нетерпенья.
– Придется Куцего вместо Ытхана поставить, старик. Он у него дублер.
– Сумасшедший этот Куцый. Ему орешь, орешь, а он глаза вылупит и знай себе прет.
– Заполошный, это точно. Зато вожак. Любого на место поставит. Кроме Ытхана, конечно.
– Да о чем говорить! Куцего так Куцего, какая разница?
– Не скажи! Ты поставь попробуй хотя бы Варнака. Он из тебя душу вынет. И собак взбаламутит. Им нужно, чтобы впереди был вожак, а Варнак в этом смысле ни рыба ни мясо. Он в середине - на месте.
Женька, наверное, долго бы еще разглагольствовал на любимую тему, но тут из дома вышел Побережный.
– У вас совесть есть, ироды?! Чего вы резину тянете? Ждете, когда я за вас поеду?
– Все, все, шеф, - успокоил Побережного Женька.
– Маленькое производственное совещание. Летучка. Закройте глаза, шеф, и нас уже здесь не будет!..
На обратном пути Женька все чаще посматривал в сторону моря, над которым, как колбасы воздушного заграждения, стали собираться раздувавшиеся туши туч, и торопил собак.
И все-таки они не успели. Вдали уже показались похожие на неолитические кромлехи выветренные каменные столбы на другой стороне пролива, когда началась пурга.
Она началась сразу, без раздумий и намеков,
Ветер вдруг завыл на угрожающей ноте и, задрав шерсть на собаках, бешено погнал впереди себя поземку. Пространство наполнилось сухим шорохом и треском, словно по насту побежали мириады бойких рыжих тараканов. Вмиг сделалось темно. Потом, будто выдохнувшись, ветер стих. И ударил уже с другой стороны, в лицо, сатанея с каждой минутой.
– О-ля-ля!
– сказал Женька.
– Неужели прихватило? Держись, старик! Кса, Куцый, кса! Вперед!
Тощий длинноногий пес с обрубком вместо хвоста, словно понимая положение, взвыл и рванул постромки. Поддерживая порыв вожака, остальные собаки тоже залаяли и завыли. Нарты понеслись, едва не опрокидываясь на поворотах. Каким-то чудом Женька успевал ломиком вовремя подправлять их.
– Вперед!
– кричал он.
– Вперед, Куцый!
Спрятав лицо от хлещущих ударов ветра, Кирилл старался по ходу нарт определить приближение очередного поворота или спуска, и, когда такой момент наставал, он крепче вцеплялся в решетку нарт и напружинивал тело. Страха не было, хотя Кирилл прекрасно знал, что, если пурга разойдется, им несдобровать. При таком ветре собак хватит на полчаса. Потом они лягут, и никакая сила уже не поднимет их. А до поселка еще километров десять.
Рев пурги нарастал. В крутящихся снежных вихрях не было видно ни собак, ни даже Женькиной спины. Весь мир погрузился в белую, дико завывающую тьму.
Внезапно Кирилл почувствовал, что нарты пошли быстрее. В следующий момент они подпрыгнули, как на трамплине, и, встав торчком, начали переворачиваться. Больно стукнувшись коленкой о железную дугу передка, Кирилл вниз головой полетел в снег. До слуха донеслись вой удаляющихся собак и отчаянный крик Женьки:
– Стоять, Куцый, стоять!!
Кирилл вскочил, но острая боль в ушибленном колене заставила его вскрикнуть. Как слепой вытянув перед собой руки, он стал шарить вокруг. Нарты оказались рядом. Кирилл уцепился за них и сел. Он уже понял, что произошло - оторвались и убежали собаки. Нарты кверху полозьями лежали на дне не то канавы, не то оставшегося от войны окопа. Крюк, к которому прикреплялся потяг - трос с постромками, - был вырван из передка с мясом.
Подставив ветру спину, Кирилл попробовал трезво оценить создавшееся положение.
Собак нет. Они уже далеко - несутся, движимые первобытным стайным инстинктом и предводительствуемые псом, подверженным амоку. Где-то в пурге мечется погнавшийся за собаками Женька. Догонит ли он их? А если нет - найдет ли дорогу к нартам в таком содоме?
Мысль о Женьке заставила Кирилла позабыть о ноге. Он подобрал валявшуюся в снегу лопату и, опираясь на нее, как на костыль, шагнул в клубящуюся мглу. Его тотчас опрокинуло и потащило в сторону от нарт.
– Женька-а-а!
– закричал он, пытаясь удержаться на месте.