Легенда о легенде
Шрифт:
Палтус. Не могу! (Падает в обморок.)
Входит Генерал.
Бони. Господин генерал, прошу доложить президенту…
Генерал обнимает Бони и защёлкивает на его руках наручники.
Ветилиго. Здравия желаю, товарищ Кошкин!
Рите. С возвращеньицем, Иван Иванович!
Генерал. Ты, Машенька, налей мне чайку. В тот серебряный
Вбегает Кукс.
Кукс. Обедать! Обедать! Кончайте, друзья!
Гаргантун. А у них в Америке тоже обедают в час?
Рита. У них это называется ленч, второй завтрак. Жалко, что не успели дорепетировать… продолжим после обеда!
Все снимают парики, костюмы.
Кто-нибудь купаться со мною пойдёт?
Ветилиго. Если переводчик "Интуриста'' приказывает купаться… (Встаёт.)
Палтус. Ах, как здесь хорошо, как хорошо! Как у нас в Калифорнии! Первый раз я в международном кемпинге… но теперь каждый год буду ездить. Какая речка! Какой пейзаж! Ну просто Калифорния!
Рита. А самодеятельность какая! Всё-таки я за неё отвечаю! Так кто же купаться? Билл, Алекс, Ванечка… ну, пошли! Поликарп Петрович, а вы?
Генерал. Мы с Джорджем не пойдём, мы — старые, правда, Джордж?
Бони. Не согласен категорически!
Все. кроме Генерала и Бони, уходят.
Генерал. Хорошо всё-таки на пенсии… Вот уж не думал, что с американцами в самодеятельности придётся играть.
Бони. А где вы раньше работали. Поликарп Петрович?
Генерал (таинственно). Там… А вы?
Бони. Тоже там
Генерал (оживляясь) Неужели? Значит, коллеги? Позвольте. позвольте, а вы в Москве раньше были?
Бони. А как же! Работал! Славные были времена!
Генерал. Послушайте, послушайте, а это не вас выставили из Союза в шестьдесят пятом?
Бони (радостно). Было дело… Хотя, честно говоря, вы тут немного передёрнули карты…
Генерал (тоже радостно). И мы не без грехе, Джордж! Но всё равно криминал был; в подъезд вы заходили и тайник там изымали!
Бони. Извините, Поликарп Петрович, в подъезд я заходил по другому делу.
Генерал. Так уж я и поверю, что американец и по другому делу!
Бони. Мне, извините, трусы нужно было поправить…
Генерал (грозя пальцем). Ах, Джордж, Джордж! И всё-таки славные были времена… Вы когда-нибудь лилипуток любили, Джордж?
Бони. Не приходилось.
Генерал. А у меня роман был! И какой! Чуть с работы не уволили! Мы тогда при Сталине по ночам работали… работали много. И вот однажды по оперативному делу приехал я ночью в цирк, а она там, дрессировщица значит, слона кормила, забыла вечером покормить, ночью приехала… Так оно и началось… И уж потом сразу после допросов — прямо к ней! И жена ничего не подозревала — ведь работали мы ночью!
Бони. Вы и в Нью-Йорке, наверное, ночью работали!
Генерал. Об этом не будем… Да, славные были времена! Сейчас тоже неплохо… вот перестройка, контакты, туризм, мы — к вам, вы — к нам, самодеятельность опять же… мир и дружба! Сейчас прошлое многие чёрной краской мажут, а зря! Были, конечно, в жизни отдельные недостатки, но жили мы хорошо и, главное, работали добросовестно. А работы было много… очень много было работы.
ЗАНАВЕС.
Вместо послесловия
Беседу ведут автор Михаил Любимов и член редколлегии бюллетеня "Совершенно секретно" Евгений Додолев.
Додолев. Михаил Петрович, вы написали антистереотипный фарс о международном шпионаже — тема необычная, требующая специальных познаний. Естествен интерес к личности автора.
Любимов. В 1958 году я закончил Институт международных отношений, тогда он ещё был вполне демократичен. Сразу же после окончания поехал на работу в наше посольство в Финляндии.
Д. Вы уже работали в разведке?
Л. Нет ещё… Четыре года работал в Англии в качестве второго секретаря посольства, в 1965 году вернулся в СССР и в 1967 году был направлен в Данию (кроме английского, у меня шведский, позволяющий читать и объясняться по-датски). Из Дании вернулся в 1969 году и снова был направлен туда в 1976 году. Уже как советник посольства.
Д. Что вас привлекало в разведке?
Л. Конечно, романтизм, который сейчас кажется смешным. И главное — свобода.
Д. Какую свободу вы имеете в виду? Разве вы не подчинялись правилам поведения советских граждан за границей?
Л. Эти правила никак не вязались с работой… Я говорю о свободе общения с иностранцами, о широких контактах, посещениях различных собраний и конференций, увеселительных мест и частных сборищ. Свобода духовного выбора. Можно было читать Кестлера или Солженицына — естественно, для того, чтобы "знать идеологического противника". Смотреть любые фильмы и спектакли. Тогда, как и большинство моих сверстников, переживших смерть Сталина и XX съезд, я верил во множество догм… в общество без рынка и без денег, в эффективность реформ Хрущёва — всё-таки мы учились по старым канонам. Русские всегда страдали утопизмом, это ещё Гоголь подметил.