Легенда о московском Гавроше
Шрифт:
ОПЯТЬ ПРО ЦАРСКИЕ КОВРЫ
Увы, на этот раз на рыбалке Андрейке не везло. Голавли не попадались, как он ни старался, как ни уговаривал их быть сознательными, говорил, не для себя старается — людям нужно. А вот к Фильке голавли так и шли, так и насаживались на крючок.
Филька посочувствовал другу и отдал ему несколько самых крупных рыб, с условием, что Андрейка проводит его к тетке. Вдвоем веселей от бойскаутов отбиваться, если те задумают рыбу отобрать и удочки поломать.
Спрятав под рубахи голавлей, которые трепыхались и липли к телу, мальчишки переулками, закоулками, пролазами сквозь заборы добрались до Кремля, минуя все бойскаутские заставы.
Тетка по голавлям очень заскучала. Что ни день, подай ей свежей рыбки из Москвы-реки. Беда, да и только! Отец строго-настрого приказал во всем богатой тетке угождать.
После отцовского нравоучения Филька теперь очень старался тетке угодить. У тетки Прасковьи Ивановны за каждую его рыбку улыбка, за каждую услугу по головке гладит.
Проскочили ребята в Кремль, глядь, а тетка опять ковры перед дворцом расстилает, солдатами командует, чтобы разувались, не попортили драгоценное имущество.
— Тетя Паня, а теперь для кого стараетесь? Царя-то нет! — спросил Андрейка.
— Царя-то нет, да царица осталась. Для Александры Федоровны.
— Царица вместе с царем арестована! — пояснил тетке Филька.
— Царя под стол, сама на престол. Это у них бывало, у Романовых. Так царица Екатерина сделала, тоже из немок была и тоже своего дурака скрутила.
— Ой, тетя Паня, путаете вы все.
— Ничего не путаю! В газетах писали… Они резвые бывают, царицы-то. Для нее покои готовим. Для Александры Федоровны. Едет, не нынче завтра будет, — убежденно сказала Прасковья Ивановна и снова принялась солдатами командовать, чтобы лучше ковры для царицы чистили.
Андрейка и Филька призадумались. Тетка в придворных делах человек сведущий. Прислушались, и солдаты про то говорят:
— Ох, братцы-арсенальцы, не к добру эти коврики развертываются! Не иначе Александра Федоровна в штанах Питер немцам продаст, а сама в Кремль чесанет.
— Есть слух, она царя на миноносце вознамерилась в Англию сплавить, а сама сюда…
— От балтийских матросиков подальше.
— Да за такие проделки матросики с Александры Федоровны штаны снимут, юбку наденут!
Солдаты расхохотались. Но Андрейке было не до смеха.
— Ты, Филя, ублажай тетку, а я к своим. Недаром здесь ковры чистят. Для царя ли, для царицы, надо нашим рассказать.
Арбуз умчался.
На заводе многие цехи не работали. Во дворе было полно народа. Шел какой-то спор-разговор. Увидел Арбуз Уралова — и к нему.
— Интересная модель! — крутанул Уралов ус, выслушав торопливый рассказ Андрейки про царские ковры. И обратился к рабочим, толпившимся во
Андрейка, собравшись с духом, прокричал о том, что в Кремле царские ковры чистят, чтоб подстелить под ножки царицы Александры Федоровны, которая вот-вот из Питера в Москву пожалует, и для убедительности Арбуз перекрестился.
По толпе прокатился хохот. Андрейка покраснел, но смеялся вместе со всеми. Оказывается, Александрой Федоровной прозвали рабочие Александра Федоровича Керенского.
На митинге в кино «Великан» большевики из Московского комитета разоблачили предательский план главы Временного правительства Александра Керенского сдать Петроград германцам, а самому сбежать из столицы в Москву. Михельсоновцы зашумели:
— Не дадим московской контрреволюции кремлевские ковры изменнику расстелить!
— Долой предательское правительство Керенского!
— К оружию, товарищи! — грохотал зал.
Уралова обступили бывшие на митинге двинцы. К Андрейке подошел Стешин отец.
— Эй, дорогой товарищ, это, оказывается, ты о моем семействе заботился? Мне Стешка рассказывала про Арбуза, который для них лучший друг. Значит, ты и есть Арбуз! Ну спасибо, парень!
Андрейка покраснел от таких похвал, хотел смыться, а двинец его за руку.
— В честь твоих забот пошли на званый обед в мое семейство. — И обратился к Уралову: — Отпустите до вечера вашего Арбуза в мое распоряжение.
— Валяйте погуляйте! — улыбнулся Уралов. — Только не загуляйтесь, учитывая обстановочку, бойцы!
Гордясь, что он причислен к бойцам, Андрейка важно зашагал к Боронину в гости.
Вот и знакомый дом, и ступеньки в полуподвал.
Боронин вошел, и все произошло, как мечталось: Стеша повисла у отца на шее, ее мать прижалась щекой к его щеке. Солдат обнял обеих сразу и целовал поочередно то ту, то другую.
— Ну не плачьте вы… Зачем же? Такая радость…
— Да разве мы плачем? — говорила мать, отирая слезы.
Стеша принесла и поставила на стол сковородку с шипящими, скворчащими голавлями.
— Богато живете! — воскликнул Василий Боронин. — А мне не верилось, когда Стеша рассказывала. Думал, голодаете.
Мирная радость заполнила Стешину каморку.
ЖУК НА БУЛАВОЧКЕ
Вернувшись домой в неурочный час, Павлов-старший так бахнул кулаком по столу, что любимая бабушкина чашка раскололась. Подпрыгнула, и пополам!
— Опять двадцать пять! Станки остановлены. Теперь приспичило Керенского свергать. Слесари, токари, кузнецы вместо работы с ружьями бегают. Где Сашка? Где Андрей? Пойду их искать…