Легенда о Побратиме Смерти
Шрифт:
— Это доброе дело.
— А много ли защитников в святилище? — спросил Зибен старика.
— Думаю, что к приходу готиров не наберется и двухсот.
— Но камни точно там?
— Да.
Зибен выругался и сказал с улыбкой:
— Лучше бы их там не было. Воин из меня неважный.
— Как из всякого просвещенного человека.
— Но почему же камни спрятаны там?
— Их обработали несколько веков назад и вставили в голову каменного волка. Но шаман похитил их — должно быть, для того, чтобы завладеть их силой. За ним гнались, и он спрятал
— Что-то тут концы с концами не вяжутся. Зачем же он бросил камни, если в них заключалась такая сила? Почему не использовал их, чтобы спастись от погони?
— А ты полагаешь, что поступки людей всегда имеют смысл?
— Пожалуй, что нет. Какого же рода силой обладали Глаза?
— Трудно сказать. Многое зависит от мастерства человека, который ими владеет. Они исцеляют любые раны и способны разрушить любые чары. Говорят также, что они имеют власть возрождать и создавать подобное.
— Могли они укрыть шамана от погони?
— Да.
— Почему же он тогда не прибегнул к ним?
— Боюсь, молодой человек, что это так и останется тайной.
— Ненавижу тайны. Ты сказал — возрождение. Они оживляют мертвых?
— Я имел в виду возрождение живых тканей — при глубоких ранах или тяжких болезнях. Говорят, что некий старый воин помолодел после лечения ими. Но мне думается, это только сказки.
— Пора двигаться, поэт, — сказал Друсс.
Молодая надирка подошла к ним и молча протянула Зибену ребенка. Поэт попятился.
— Ну уж нет, моя милая. Мы привязались к малышу, но ему все же будет лучше здесь, со своими.
Талисман прошелся по узкому деревянному настилу северной стены, испытывая его на прочность и осматривая древние балки, которые его поддерживали. На вид они казались крепкими. Парапет был зубчатый и позволял лучникам стрелять через проемы. Но каждый надирский воин носил при себе всего двадцать стрел — их хватит разве что на первую атаку. Можно, впрочем, собирать вражеские стрелы. Но это не тот бой, который будет выигран с помощью луков. Кзун руководил работами у проломленной стены. Помост, возводимый там, выглядел весьма солидно. Вожак Одиноких Волков так и не снимал белого платка, который дала ему Зусаи. Кзун видел, что Талисман смотрит на него, но не помахал в ответ. Квинг-чин со своими трудился у ворот. Воины смазывали жиром петли, стараясь заставить их повернуться. Сколько же времени эти ворота не закрывались — десять лет или сто?
Барцай с десятком людей работал на восточной стене, верх которой частично обвалился. Для починки употреблялись отодранные в домах половицы.
Квинг-чин поднялся к Талисману и отдал ему честь по-готирски.
— Не делай этого больше, — холодно сказал Талисман. — Воинам это не по нраву.
— Извини, брат.
— Не надо извиняться, дружище. Я не хотел тебе выговаривать. Ты славно
— Не все, Талисман. Им придется урезать порции.
— Как они вели себя в час опасности?
— Очень слаженно. У них хорошие командиры. А Гарган-то чуть не погиб. Я видел с пригорка, как он бродит среди пламени. Но молодой офицер подъехал и увез его — тот самый, который спас повозки.
Талисман облокотился о парапет, глядя в долину.
— При всей своей ненависти к Гаргану должен сказать, что он хороший полководец. Он вписал свою главу в готирскую историю. Ему было двадцать два, когда он возглавил поход, приведший к гражданской войне, — самый молодой генерал во всей готирской армии.
— Теперь ему уже не двадцать два. Он стар и грузен.
— Молодость уходит, мужество остается.
— Он полон яда. — Квинг-чин снял отороченный мехом шлем и расчесал пальцами потные волосы. — Злоба сжигает его. Он разбушуется не хуже ночного пожара, когда узнает, что командуешь здесь ты.
— Хорошо бы твои слова сбылись. В злобе человек редко принимает мудрые решения.
Квинг-чин присел на парапет.
— Ты уже выбрал, кто поведет воинов к водоему?
— Да. Кзун.
— Но ведь ты назначил туда Острый Рог? — удивился Квинг-чин.
— Так и есть. Но командовать будет Кзун.
— Одинокий Волк? А они не станут противиться?
— Увидим. Пусть твои люди собирают камни потяжелее и раскладывают их на стене. Будем бросать их в пехоту, когда те пойдут на приступ.
Сказав это, Талисман спустился со стены к Барцаю — тот как раз отпустил своих людей отдохнуть и напиться воды.
— Ты уже отобрал воинов? — спросил Талисман.
— Да. Двадцать человек, как ты приказывал. Их число можно увеличить — к нам пришли еще тридцать два воина.
— Если ты верно описал тот водоем, двадцати будет довольно. Пусть эти люди придут сюда — я хочу говорить с ними.
Барцай ушел, а Талисман направился туда, где Кзун и его воины достраивали помост. Верх его покрыли досками из старой башни. Талисман влез на него и выглянул в зубчатый проем.
— Хорошо, — сказал он подошедшему Кзуну.
— Сойдет. Ты здесь хочешь поставить меня и моих людей?
— Твоих людей — да, но не тебя. Назначь кого-нибудь на свое место. Я хочу, чтобы ты командовал воинами Острого Рога у водоема.
— Что? — Кзун побагровел. — Ты хочешь, чтобы я возглавил этих трясущихся обезьян?
— Если готиры возьмут водоем, они возьмут и святилище, — тихим и ровным голосом ответил Талисман. — Это ключ нашей обороны. Без воды врагу придется бросить в бой все свои силы; и если мы продержимся достаточно долго, они начнут умирать. С водой они могут выбирать из дюжины возможностей — могут даже уморить нас голодом.
— Не надо убеждать меня, как это важно, Талисман. Но почему ты даешь мне Острый Рог? Они слабаки. Водоем могли бы оборонять мои воины — уж они стояли бы насмерть.