Легенда о Сонной Лощине (сборник)
Шрифт:
Таинственный незнакомец, по-видимому, только что вышел. Огорченный и разочарованный, я решил вернуться в свой номер; кстати, я переменил комнату, и теперь мои окна выходили на улицу. Идя коридором, я увидел у дверей одной спальни пару огромных сапог с грязными клеенчатыми отворотами. Они, несомненно, принадлежали незнакомцу; не следовало, однако, тревожить столь страшное чудище в его логове - он мог разрядить в мою голову пистолет или, пожалуй, еще что-нибудь худшее. Я лег и половину ночи томился бессонницей нервы мои были ужасно возбуждены, и, когда я заснул, меня и во сне мучила мысль о полном джентльмене и его сапогах с отворотами.
Наутро я заспался дольше обычного; меня разбудили суматоха и волнение в доме, причину которых я не мог сначала постигнуть; наконец,
Таинственный путешественник, очевидно, собирался садиться в карету. Это была последняя возможность увидеть его. Я соскочил с кровати, подбежал к окну, раздвинул шторы... и едва успел поймать взглядом зад человека, влезающего в дверцы кареты. Фалды коричневого пальто раздвинулись и позволили мне насладиться зрелищем дородных округлостей в драповых брюках. Дверь захлопнулась, кто-то сказал: "Пошел!", дилижанс покатил - и это все, что мне довелось видеть.
Аннет Деларбр
Солдат воротится с войны,
Купец - из-за морей,
А я, расставшись с дорогой,
Уже не свижусь с ней,
Мой друг,
Уже не свижусь с ней!
Проходит день, подходит ночь,
Всем скоро спать пора,
Я, вспомнив всех, кто там вдали,
Проплачу до утра,
Мой друг,
Проплачу до утра!
Старинная шотландская баллада
Путешествуя однажды по Нижней Нормандии, я остановился на денек-другой в старинном городке Гонфлере, лежащем близ устья Сены. Я попал туда в праздник, вечером на ярмарке, раскинувшейся перед часовней Нотр-Дам де Грас, собрался на танцы весь город. Обожая невинные развлечения подобного рода, я затесался в толпу.
Часовня расположена на вершине высокого холма, точнее, мыса, откуда ее колокол разносится на довольно значительное расстояние и долетает до моряков, находящихся в море. Говорят, что по ее имени назван и порт Гавр-де-Грас, виднеющийся на противоположном берегу Сены. Дорога к часовне поднимается петлями по обрывам скалистого берега; по краям ее растут тенистые деревья, сквозь которые я имел возможность любоваться прекрасным видом на старинные башни Гонфлера, живописные картины противоположного берега, белые строения Гавра и безбрежное море. Дорогу оживляли группы крестьянских девушек в широких красных платьях и высоких чепцах; на зеленой лужайке, венчавшей вершину холма, я нашел весь цвет окрестных деревень.
Часовня Нотр-Дам де Грас - излюбленное место прогулок жителей Гонфлера и его окрестностей, привлекаемых сюда как красотою природы, так и благочестием. В этой часовне перед уходом в плаванье служат молебны моряки (когда они в море - это делают за них друзья), на ее стенах развешаны благодарственные дары во исполнение обетов, сделанных в час кораблекрушения или иной опасности. Часовню окружают деревья. Над ее порталом находится изображение девы Марии, а под ним - надпись, поразившая меня своей поэтичностью:
"Etoile de la mer. priez pour nous!"
(Звезда моря, молитесь за нас!)
На площади возле часовни, под купами могучих деревьев теплыми летними вечерами танцует народ, здесь же нередко устраиваются ярмарки и гулянья, собирающие всех деревенских красавиц из живописнейших местностей Нижней Нормандии. Так было и на этот раз. Между деревьями мелькали палатки и будки; тут были обычные в таких случаях горы всякой всячины (столь соблазнительные для деревенской кокетки) и занятно убранные витрины, собирающие множество любопытных, между тем как шарлатаны упражнялись в своем красноречии, фокусники и предсказатели судьбы поражали воображение простофиль, а длинные ряды причудливых святых из дерева и воска предлагали себя вниманию богомольцев.
На этом празднике можно было увидеть живописные костюмы Пеи д'Ож и Коте де Ко. Я наблюдал высокие
Передо мною была очаровательная картина: множество свежих, цветущих лиц, веселые непринужденные люди в фантастических одеяниях, танцующие на лужайке, степенно прохаживающиеся взад и вперед или мирно сидящие на траве; на переднем плане - купы деревьев, вырисовывающиеся на фоне бездонного неба, а вдали - дремлющее в летней неге безбрежное зеленое море.
Любуясь этим веселым зрелищем, я был внезапно поражен видом прелестной девушки, пробиравшейся сквозь толпу; казалось, будто она даже не замечает окружающего ее оживления. Она была стройна и изящна; на ее щеках, однако, не цвел румянец, обязательный для крестьянок Нормандии; в ее голубых глазах можно было прочитать необычно грустное выражение. С нею был человек почтенной наружности, очевидно, ее отец. В толпе пробежал шепот; ее провожали сострадательным взглядом; молодые люди приподнимали свои шляпы, несколько ребятишек шли следом за нею, с любопытством следя за ее движениями. Она приблизилась к обрыву мыса, где находилась небольшая площадка, откуда жители Гонфлера обыкновенно следят за прибытием кораблей. Задержавшись здесь некоторое время, она помахивала платком, хотя вдали не видно было ничего, кроме двух-трех рыбачьих лодок, подобных точкам в широком просторе океана.
Эта сцена возбудила мое любопытство; на мои расспросы с готовностью и знанием дела ответил священник, настоятель часовни. К нашей беседе присоединились находившиеся поблизости крестьяне, каждый из которых мог кое в чем дополнить рассказ священника, так что в конце концов я узнал следующее.
Аннет Деларбр была единственной дочерью одного из тех зажиточных фермеров, которых здесь зовут маленькими помещиками. Он жил в Пон л'Эвен, живописной деревеньке невдалеке от Гонфлера, в богатой скотоводческой области Нижней Нормандии, известной под именем Пеи д'Ож. Аннет - гордость и радость своих родителей - росла, окруженная заботой и лаской. Она была веселой, нежной, живой и впечатлительной девушкой. Ее чувства были порывисты и пылки. Не встречая ни в чем со стороны близких отпора или отказа, она не выучилась искусству владеть собою и сдерживаться; только врожденная доброта сердца удерживала ее от грозивших ей заблуждений.
Уже в детстве ее чувствительность нашла выражение в привязанности, которую она питала к товарищу своих игр Эжену Лафоргу, единственному сыну бедной вдовы, жившей по соседству с Деларбрами. Их детская любовь была миниатюрной копией зрелой страсти: здесь были свои капризы, ревность, ссоры и примирения. Эта любовь сделалась серьезнее, когда Аннет пошел пятнадцатый, а Эжену девятнадцатый год, но как раз в это время его внезапно взяли на военную службу.
Это был тяжелый удар для матери, для которой Эжен был гордостью и утешением; в то же время это было одним из испытаний судьбы, которые выпали в удел французским матерям в период бесконечных и кровавых войн, беспрерывно пожиравших молодежь Франции. Аннет, расставаясь со своим любимым, испытывала, быть может, не очень глубокое, но, во всяком случае, сильное горе. Прощаясь с Эженом, она горячо и нежно сжимала его в своих еще детских объятиях, и слезы текли из ее голубых глаз, когда она повязала вокруг его руки прядь своих прекрасных волос; и все же на ее губах одновременно играла улыбка, ибо она была слишком юной и не знала, как страшна разлука и как часто случается, что, расставшись, мы больше уже не встречаемся никогда.