Легенда о Вавилоне
Шрифт:
Добавим, что историческая многозначность слова «пророк» сама собой разумеется. Ведь нельзя одним словом описать некую общественную функцию, соединявшую жреца, юродивого, бродячего проповедника, советника царей и их обличителя, к тому же сильнейшим образом менявшую свои проявления в течение нескольких веков. И это было очевидно первым авторам-редакторам Книг Царств: «Прежде у Израиля, когда кто-нибудь шел вопрошать Бога, говорили так: “пойдем к прозорливцу”; ибо тот, кого называют ныне пророком, прежде назывался прозорливцем» [285] .
285
1 Цар. 9:9. Буквально «видящим». Этот стих является поздней глоссой, опять свидетельствующей в пользу сохранения текстуальной и реальной традиции, настолько древней, что в ней присутствовало слово, нуждающееся в объяснении для далеких потомков. Кроме этого, для обозначения человека, являющегося пророком, Писание использует несколько различных
Отправную точку рождения современного значения или даже нескольких родственных значений слова «пророк» можно указать очень точно. Это, конечно, историческая и личная судьба Иирмейаху — Иеремии, главного героя вавилонского культурного дискурса [286] . Но пока вернемся к институту пророчества в том смысле, в каком его доносят пророческие книги Ветхого Завета, — публичное произнесение предсказаний по различным вопросам политической и духовной жизни. Это ограничит наше обсуждение последними двумя веками существования иудейского царства: последнему из великих пророков, Иезекиилю, видения являлись уже в вавилонском плену, в Вавилоне же действовал его младший современник — Второ-Исайя [287] .
286
К тому моменту институт древнееврейского пророчества существовал уже около двух веков. Сами пророки были прекрасно осведомлены о традиции: более поздние, напр. Иеремия, а задолго до него и Исайя, ссылаются, косвенно или напрямую, на речения пророков более ранних.
287
Так принято называть предполагаемого автора второй части Книги Исайи, гл. 40–55 (подробно о нем см. ниже).
Кем же были пророки? Какую роль они играли в религиозной жизни иудеев и как соотносились с официальной церковью и государственной властью? Сложность ответа на этот вопрос заключается в том, что окончательную редакцию библейских книг осуществляли люди, считавшие себя наследниками великих пророков (есть точка зрения, что пишущий историю тоже говорит по воле Божьей, т. е. пророчествует). Именно пророки рассматривались как основоположники послепленного монотеистического иудаизма конца VI–III вв. до н.э., власть в котором принадлежала священническому сословию, но сословию новому, по-видимому не очень сильно связанному генетически с политическими институтами поздней монархии. Окончательно запутывает ситуацию то, что пророки, скорее всего, действительно были основоположниками идейно-религиозной революции, произошедшей в вавилонском изгнании и продолжившейся в раннеперсидское время. Однако преувеличение их роли поздними редакторами не дает возможности с точностью эту роль определить. Впрочем, кое-какие суждения по этому поводу можно высказать с достаточной уверенностью.
Религиозная жизнь иудейского царства не была столь строго регламентирована, как это представлялось более поздним авторам, или точнее, как они хотели это представить. Ныне данный факт общепризнан. Специальных знаний здесь даже не требуется, ибо указаний на это достаточно в тексте Библии: помимо официальной священнической касты, отправлявшей культ в Иерусалимском Храме, продолжал существовать институт мелких жрецов, связанных с определенными святыми местами, от которого, возможно, время от времени отпочковывались бродячие предсказатели и прочие «божьи люди» [288] .
288
Нас не занимает вопрос о том, какую роль в религии древнего Израиля играли так называемые экстатические культы. Наличие групп монахов, вводивших себя и зрителей в состояние транса, известно из поздней античности и средневекового ислама. Некоторые авторы видят следы подобных обрядов в 1 Цар. 19:20–24.
Отношения между этими группами были соперническими, и баланс их влияния на общество менялся со временем. К такому заключению подталкивает вся история религий: чем структуризованней (и отдаленней от народа) господствующая, пусть и уважаемая религия, тем популярнее разнообразные альтернативные течения, особенно если они не заявляют о своей оппозиции, а, наоборот, представлены адептами той же самой религии, но в более чистом виде, не замутненном политическими процедурами и мздоимством. Во всех мировых религиях странствующий монах-бессребреник пользовался и пользуется большим уважением, чем настоятели монастырей, имамы, митрополиты и архиепископы. В наше полуатеистическое время эту нишу заняли разнообразные «духовные отцы», которым тоже приписывается способность видеть будущее и совершать чудеса. Среди них встречаются интересные люди.
Начиная с самых древнейших государств почти всех цивилизаций, нашим глазам предстает одна и та же парадигма — сосуществование власти политической, царской, и духовной, жреческой. Наличие между ними естественных разногласий и возможность конфликтов по самым разным поводам вполне очевидны, как и необходимость их разрешения. Поэтому разные культуры нашли несколько значительно отличающихся друг от друга способов сбалансирования
Очевидно, что политическая власть почти всегда обладала большим весом, да и попросту силой. Как уже говорилось выше, в древневосточных цивилизациях правитель либо приравнивался к богам, либо, по крайней мере, был их посланником. В некотором смысле выбор того или иного способа царственности был детерминирован природными и географическими условиями: стабильность жизни египетской, защищенной естественными преградами и подпитываемой сезонными колебаниями уровня Нила, говорила в пользу обожествления власти; относительная нестабильность, климатическая и политическая, древней Месопотамии приводила к мысли о том, что властитель может время от времени оказываться неугодным богам (в отличие, скажем, от его отца), а потому он, подобно остальным смертным, тоже полностью зависит от милости небес.
В Междуречье, по сравнению с Египтом, жречество находилось в более равном положении по отношению к государственной власти. Неслучайны указания на то, как тот или иной правитель назначал главным отправителем культа кого-то из своих детей. О полунезависимой роли жречества свидетельствует и новогодний вавилонский обряд унижения царя, когда Главный жрец отбирал у него знаки царского достоинства, бил по лицу, таскал за уши и возвращал державные символы только лишь после заверений царя в том, что он не совершал ритуальных грехов и вообще прилично себя вел. Возможно, это связано с тем, что царская власть в Месопотамии формировалась двумя путями — через поступательное укрупнение храмовой общины (царем становился главный жрец) или насильственное объединение ряда мелких общин или населенных пунктов (царем становился победивший вождь). Уникальность месопотамского пути заключается именно в наличии первого из указанных способов, обусловившего большую историческую роль жречества.
Тем не менее и в этом случае примат государства очевиден: все храмы строились от имени властителей, которые всегда старались формировать или даже централизовать культ так, чтобы он отражал государственную необходимость и современные политические реалии. Правители государства являлись и главными защитниками и финансовыми спонсорами религии, а также играли немалую роль в отправлении обрядов.
Древние иудеи выбрали третий путь, не сходный ни с месопотамским, ни тем более с египетским. Что было тому причиной? Вряд ли удастся ответить с полной определенностью, но несколько компонентов этого процесса можно указать. Древнееврейское государство развивалось в ассиметричных условиях, т. е. процесс возникновения государственности проходил в нем позже, чем в упомянутых великих державах, и даже позже, чем в прибрежных государствах Палестины. От степени жизнеспособности государственной машины зависело сохранение иудейской независимости, точнее, эффективная защита от филистимских, эдомских и моавитских соседей. Потому государство иудейское создавалось быстрее, чем оно могло вызреть естественным путем, можно даже сказать форсированно. Поэтому проблема дуализма: вождь или жрец — не была в нем разрешена вплоть до Соломона. И очевидно, что при его преемниках (властвовавших над гораздо меньшими территориями) жречество не было сословием, полностью подчиненным власти: оно не успело стать таковым.
Быстрое образование древнеиудейского государства привело к тому, что господствовавший в нем религиозный культ был еще отнюдь не объединен, несмотря на все усилия Соломона в этом направлении. Поэтому и в самом жреческом сословии существовали разные группы, поначалу объединенные вокруг разных священных мест, — Си-лома, Вефиля и пр. В дальнейшем некоторые из этих групп заключили, как это не раз бывало в истории, симбиотический союз с властью политической, но так и не смогли полностью подавить альтернативные течения духовной и религиозной мысли, существовавшие на всем протяжении жизни древних Израиля и Иудеи. Причины этого, в свою очередь, понятны: малый размер государств требовал поддержания относительного гражданского мира — любой конфликт такого рода мог привести к гибели страны. К тому же недостаточно развитый аппарат государственного насилия, пересеченная местность и отсутствие реальных государственных границ усложняли борьбу с носителями альтернативных идей. И последнее: в таких небольших, почти сельских государствах, стоящих, опять же, на ранней стадии развития, все высшие лица находятся на виду. В них тем более невозможно сделать правителя божеством, отграничить, оградить его от простых смертных в прямом и переносном смысле. Мало того, что граждане знают, что царь — такой же человек, как они, так ведь еще и деятельность его, все поступки самодержца и присных его очень быстро выходят на поверхность, становятся известными народу.
Древний Израиль — это большая деревня, со всеми положительными и отрицательными чертами деревенской общественной и духовной жизни. Но древние пророки не просто деревенские юродивые, а юродивые с большой аудиторией, высказывавшиеся по самым насущным вопросам жизни своего народа (а не то, кто бы им стал внимать?), люди, которых могли услышать многие и которые на многое могли повлиять. Особенно если власти предержащие решения предложить не могли или не хотели.
Зарождение и живучесть подобных альтернативных течений духовной мысли, как и связь их с учениями религиозными, подчиняется одной любопытной закономерности, общей для самых различных человеческих культур: их носителем никогда не сможет быть господствующая церковь. Точнее: чем ближе церковь к государству, чем крепче сращивается она с ним, тем больше вероятность того, что подобные оппозиционные учения возникнут помимо нее, в противовес ей, и очень часто ей в умаление. Иначе говоря, чем ближе к власти религия, тем дальше она от людей, даже если сама того не хочет, тем дальше она, отважимся сказать, и от Бога. Именно потому, что перестает заниматься делами Божескими, и погрязает в заботах, ей не свойственных. Когда священники превращаются в чиновников, народ начинает искать себе других духовных пастырей. Удержать его от этого можно только насилием, да и то не всегда.