Легенда о Вращающемся Замке
Шрифт:
Проклятый дождик все никак не унимался.
Раньше Гэрис не обратил бы на этот противную морось ни малейшего внимания — он спокойно проехался бы с непокрытой головой хоть даже сквозь летний ливень. Раньше он бы не ехал по тракту шагом, а промчался по нему галопом, оставляя за спиной ветер. Впрочем, какой смысл рассуждать о том, что было раньше? Собственное прошлое теперь вспоминалось ему очень смутно и казалось и вовсе никогда не существовавшим. Он забыл почти все, за исключением нескольких очень важных вещей. Эти вещи Гэрис, напротив, помнил очень хорошо.
Хотя и мечтал забыть.
Наконец дождь закончился.
В стороне от дороги
Когда ярмарка кончилась, по обе стороны от тракта потянулись предместья. Тут уж волей-неволей пришлось вынырнуть из полусна и начать оглядываться по сторонам. Гэрис изучал не сами окрестности, чего в них интересного — черепичные крыши да изгороди с плющом, сто лет назад были такими, и сто лет спустя не изменятся. Нет, он приглядывался к людям, пытался найти на лицах прохожих что-нибудь подходящее к случаю — беспокойство, страх, недовольство, злость. Находил, но не больше, чем обычно. Люди всегда о чем-то беспокоятся, чего-то боятся и на кого-то злятся, но это были не те злость и страх, которых он ожидал.
Около городских ворот пришлось задержаться — стражники проверяли купеческий караван, телегу за телегой, на предмет не указанных в описи товаров. Осмотр занял много времени, достаточно для того, чтобы Гэрис успел испытать нетерпение. Он никогда не любил ждать, больше того, почитал ожидание худшим из ниспосланных человеку испытаний. Легче переносить избиение или пытки, нежели терпеть, покуда они начнутся. Легче умереть, чем сидеть сложа руки. Вот и сейчас Гэрис накручивал на кулак поводья, борясь с желанием пришпорить коня и проехаться прямо по чужим головам. Нельзя. Сейчас — никак нельзя, пусть даже и хочется. Он не для того ехал сюда сквозь все эти дни, чтобы оказаться в конце концов брошенным в тюремную яму.
Наконец очередь дошла и до Гэриса. Стражники встретили его подозрительно, задали вопросов вдвое больше обычного и пропустили, лишь содрав двойную пошлину. Двойную — ввиду ношения оружия, каковым оружием были признаны меч на поясе да пара кинжалов. Назовись Гэрис дворянином, никто и не подумал бы требовать с него денег за проезд, но дворянином он называться не стал. Сначала следовало купить рыцарские доспехи и нарядное платье. К счастью, сложностей с этим не будет, благо и золота, и серебра на руках имелось в избытке.
Миновав ворота, Гэрис оказался на торговой площади, где, как и всегда по этому времени, было многолюдно и шумно. Вокруг толкался, затрудняя продвижение, всякий встречный люд. Ремесленники пополам с купеческими приказчиками, а также крутящиеся вокруг рыночных рядов зеваки. Дорогу ему, понятное дело, уступать никто не спешил. Еще бы — простая темная одежда, никаких бархата, мехов, украшений. Толпа не замечала его. Это было непривычно и немного злило. Не настолько, впрочем, злило, чтоб начать давить копытами прохожих.
Наконец площадь осталась позади — замощенная выщербленной брусчаткой улица повела вверх по склону холма, мимо несчетных домиков и домишек, поначалу одноэтажных, затем щеголяющих вторым, третьим этажами и даже чердаком. Гэрис ехал вдоль всевозможных
Город, по которому он ехал, звался Таэрверн, и был он сердцем страны Эринланд. Древний и одновременно юный, веселый и злой, стольный город ничуть не изменился с весны, когда Гэрис был тут в последний раз, уходя на войну.
Все было здесь совсем как прежде. Уличные прохожие спешили туда и сюда по своим неотложным делам, и их суета, казалось, отражала вечное течение жизни. Улыбались на весь свет молоденькие девушки и беззубые старухи — и одновременно с этим из окон прямо на улицу выливались помои, густые и смрадные. Выводил легкомысленную песенку одноногий нищий, рассевшийся — экий наглец! — прямо на крыльце скобяной лавки. Болтались на виселице какие-то бедолаги, один в сером рванье, другой в набедренной повязке, оба безнадежно мертвые. Продавала душистые, яркие букеты цветов набросившая столь же яркую шаль торговка — «купите роз для вашей возлюбленной, сэр! для самой славной возлюбленной в мире!». Молодые парни в заломленных на ухо беретах избивали ногами такого же, как они, парня, только без берета; а какой-то худющий типчик дергал прохожих за плечи, предлагая перекинуться прямо тут в карты. Глядя на все это непотребство, Гэрис понял, что улыбается — впервые за много месяцев, широко и от всей души. В черном плаще, потертом и порванном, на черном коне, усталом и недовольном, сэр Гэрис из Ниоткуда плыл сквозь кричащее человеческое море, и улыбка никак не хотела покидать его лицо. Он впервые за много, много времени чувствовал себя — нет, не живым, не прежним, не настоящим, но просто хотя бы каким-то. Чувствовал себя кем-то, собирающимся в самом скором будущем совершить что-то. Он пришел сюда, чтобы перевернуть вечный Таэрверн вверх дном.
Вперед, вперед, вперед — а впереди встают за крышами новые крыши, еще более высокие, мчатся по собственным следам флюгера, а за ними — поднимаются стены Верхнего Города с подпирающими небо колоннами исполинских башен, а за ними — замки великих лордов, еще более огромные, потрясающие воображение, а за ними, на самой вершине холма и мира — королевская цитадель, крепость внутри крепости, место, в которое Гэрису требовалось попасть. И он туда попадет, непременно, это уж без всяких сомнений. У него получится. Он аж привстал в стременах, когда увидел замок, и почувствовал, как сжимаются кулаки.
До Верхнего Города Гэрис, впрочем, доезжать не стал — свернул за десять кварталов, приметив памятный переулок. Под копытами коня тут же зачавкала дорожная грязь вперемежку с помоями. Гэрис поморщился и поднял воротник повыше. Он почти и забыл, как грязно бывает в больших городах.
Впереди показался трактир — тоже памятный. В прошлом Гэрис нередко бывал здесь. Дым тогда стоял коромыслом, а луна на небе была молодой и звонкой. Гэрис выругался, заводя коня во двор.
Направо — конюшня, налево — колодец, а прямо перед глазами — крыльцо. На крыльце, на верхней ступеньке, сидел рыжий как лиса парень, лет шестнадцати или семнадцати на вид, и ковырялся ногтем в зубах. Гэрис спешился, легко взбежал по ступенькам и схватил мальчишку за шиворот.