Легенда сумасшедшего

Ватутин Денис

— Во-вторых, — продолжил я, стиснув зубы, — в рамках нашего с вами сотрудничества у меня к вам вопрос: что вы можете рассказать мне о каждом члене вашей группы?

— А что? — Ирина удивилась. — Я их подноготную знать не должна, да и они не особо делятся: у каждого свои заморочки с этой поездкой связаны. Анкеты проверяют в офисе, кандидатуры либо утверждают, либо отклоняют, выдают космическую визу, прикрепляют гида — и все.

— Ну, какое-то свое мнение, наблюдение за характерами, потом вы хотя бы представляете, кто

откуда?

— Итальянец — милый, — сказала она серьезно.

— Конечно, милый: он на вас просто неприлично пялился. — Мне решительно не нравилось, что Джованни вдруг уже «милый».

— Это его проблемы, — сказала она строго. — Я на работе, а он мой подопечный, и здесь Марс, а не место для дурацкого флирта.

На душе у меня заметно потеплело.

— Увлеченный специалист, — продолжила Ирина, — эмоциональный, рассеянный, на роль «засланца» не тянет.

— Хорошо, — согласился я, — я также считаю. А дальше?

— Крис Паттерсон — типичный обыватель, пресытившийся жизнью папенькин сынок, а папенька, судя по всему, далеко не бедный — часы у Криса стоят, наверное, как новый автомобиль экстра-класса. Непосредственность ребенка, интеллектом явно не обезображен — вывод напрашивается: нет.

— Он говорил, что он экзобиолог — специалист по неземным формам жизни, — вставил я.

— Вы сами в это верите? — Ирина хмыкнула. — Помните, как он из дота на собачек марсианских любовался, даже на видео их не заснял, хотя всегда с камерой ходит. Это у него выпендреж чистой воды!

— Ну да, — я кивнул, — похоже на то. А японка?

— Аюми Сокато? — Она пожала плечами. — Для азиатки очень эмоциональная внешне: «болтушка и хохотушка», так она сама себя называет. Любит стихи Арсения Тарковского и американский рок. Она не глупа. Но с космосом никак не связана: по профессии переводчик, муж — богатый швейцарец, — он-то и оплатил поездку.

— Я бы свою жену близко к Марсу не подпустил, — я покачал головой, — цепями бы приковал, свозил бы в пару горячих точек, но только не сюда…

Ирина вновь изучающе поглядела на меня.

— Это проявление вашего мужского шовинизма? — с любопытством спросила она. — Вам, значит, можно?

— Нет. — Я опять закурил. — Это было бы проявление заботы о любимом человеке, в виде сохранения ему жизни.

— А если бы ваша жена предложила вам лететь с ней?

— Тогда я бы поселился с супругой в военном лагере на полгодика, как было в моем случае, прошел бы с ней интенсивный курс физической и психологической подготовки, а потом, если бы желание лететь на Марс у нее не прошло… ну… не знаю… можно было бы попробовать…

— Бедная ваша жена. — Ирина рассмеялась.

— Она не бедная, — я хмыкнул, — я пять лет назад развелся и не жалею об этом.

Я мысленно себя поздравил: по тому взгляду, который я перехватил у Ирины, я понял, что мои акции пошли на повышение курса.

— Извините, — сказала

она таким тоном, каким уместнее было бы сказать: «Ну и хорошо, что так все получилось».

— Ничего страшного. — Я вздохнул с облегчением.

— Еще Аюми занималась айкидо и макраме.

— И еще оригами, буриме и харакири! — не смог я сдержаться.

— Ну что вы говорите ерунду! — Ирина громко рассмеялась.

— Простите, просто красиво прозвучало. — Я тоже заулыбался: приятно, когда на твои плоские шутки реагирует умная женщина, — это добрый знак. Хотя, даже зная Ирину… потерять контакт с ней тоже элементарно…

— В общем, тонкой азиатской натуры не понять: к чему такой жизнерадостной и не отягощенной проблемами женщине Марс? Не знаю. Теоретически она может на кого-нибудь работать.

— Ну, это только теоретически, — я задумчиво выдохнул дым сигареты, — а на практике сомнительно: непохожа она на натренированного бойца невидимого фронта, хотя… поставим пока знак вопроса.

— Азиз Алима, гражданин Саудовской Аравии, — продолжала Ирина тоном школьного учителя — я даже пожалел, что не записываю. — Про него знаю только из разговоров между туристами. Учился в Колумбийском университете. Слышала краем уха, что он поссорился с отцом-миллиардером, и тот сказал, что не простит сына, пока тот не станет настоящим мужчиной. Вот он и полетел. Увлекается растафарианством — на этой почве, наверное, и поругались: семьи у них строгие, а этот понахватался в Америке всякой ереси, не свойственной арабскому быту.

— Да. — Я улыбнулся опять. — Аллах с Джа не уживутся…

— Он тоже не подходит на роль лазутчика, — кивнула Ирина.

— Да уж, не очень… — Я погрузился в размышления: принимая во внимание тот факт, что в армейской разведке космических сил работают профи, каждый может оказаться агентом с четко отработанной легендой и отвлекающим имиджем, если, конечно, это армейская разведка. Такой человек, по логике вещей, должен быть здорово на виду, быть заметным, чтобы никто про него не подумал, будто он «крот». А вообще — дурацкий разговор я затеял: это в дороге, да и со скуки, и девушка-гид мне понравилась — вот я перед ней и выпендриваюсь, набиваю себе цену, Охотник-супергерой. Какая база? Какая армейская разведка? Какие лазутчики, на фиг?! Дэн, остановись!

— А вот этот тип мне кажется достаточно подозрительным… — Ирине явно понравилась эта игра в следователя. — Аурелиано Скорцес, бразилец. Судя по его имени, родители были поклонниками Маркеса. Без комбеза напоминает священника — аккуратно постриженные волосы до плеч, легкая залысина на затылке, любит носить длинные темные рубашки с воротом под горло, мрачен, неразговорчив, речь громкая, интонации резкие, странный блеск в глазах. Может, он принимает наркотики?

— А из биографии что-нибудь известно? — Я подавил зевок: ночная дорога давала о себе знать.