Легенда Татр
Шрифт:
Собека словно осенило. Он пошел к девушке и прямо задал ей вопрос. Она ответила:
– Да, это я. Но не выдавайте меня, потому что я хочу здесь жить и здесь умереть.
И она хотела поцеловать у него руку, но Собек ласково удержал ее и спросил:
– Как же нам называть вас, панна?
Девушка подумала немного и ответила:
– Мое третье крестное имя – Людмила. Так и зовите.
И так стали ее называть, а она просила, чтобы считали ее сестрой.
– Не жаль вам терять свое богатство? –
– Богатство мое лежит в земле, – отвечала она скорбно.
Между тем Сенявский велел всыпать по триста палок казакам, которые не могли по указанию Сульницкого схватить мнимую Марину, и послал в Грубое на разведки верного своего слугу Томека, знакомого с тамошними местами. Он решил добыть Марину во что бы то ни стало. И вот Томек отправился в путь в одежде странствующего торговца, с кораллами, бусами, гребешками, медальонами и образками. Он пришел к Топорам и здесь, кроме Марины, встретил и узнал Беату Гербурт, которую видел не раз, когда сопровождал своего господина в Сиворог. Вернувшись, он все доложил Сенявскому.
Сенявский изумился, а потом, хитро прищурившись, поднял палец и сказал Томеку:
– Держи язык за зубами. Никому ни звука! Обеих в мешок! А пока молчи!
Потом прибавил:
– Тысячу червонцев считай за мной.
Так же, как Собеку, Беата призналась во всем Марине. Дружба между ними росла, и они поведали друг другу все. В глубоком волнении смотрели они в глаза друг другу: ведь Сенявский хотел обольстить Марину, ударил ее булавой и велел похитить, – и этот самый Сенявский хотел жениться на Беате и стал причиною гибели пана Костки. Но о своей любви к Сенявскому Марина не сказала: ей было стыдно. Также и Беата не рассказала о любви своей к Костке. А отчего она бежала из монастыря в Татры, ее никто не расспрашивал. Бежала, и все.
И только когда Марина узнала, что Сенявский, соблазняя ее, собирался жениться на другой, она воскликнула: «Подлец!» А Беата, узнав, что, домогаясь ее руки, он в то же время увивался за Мариной, прошептала сквозь зубы то же слово: «Подлец!»
Собек выслушал рассказы девушек, и когда снова явился «торговец» Томек, принесший Марине на выбор обещанные кораллы, – Собек оставил его ночевать, а ночью с помощью Марины заткнул ему рот, связал руки и ноги и тихонько отнес в лес. Там, неподалеку от подземелья Плаза, он приставил к его сердцу острие ножа, развязал рот и приказал:
– Говори все, что знаешь!
– Что мне говорить? – в смертельном страхе простонал Томек.
– Все, что знаешь! Да не ври! Я правду все равно узнаю.
И Собек слегка надавил нож.
– Ты в самом деле торговец?
– Нет, – дрожа, прошептал Томек.
– Так кто же ты?
– Слуга…
– Чей?
Томек заколебался, но Собек снова надавил нож.
– Пана Сенявского, – прошептал Томек.
– Видишь? –
– Я слуга, мне велено было…
– Ладно. Говори все, что знаешь!
– Пан мой хочет украсть вашу сестру…
– Хорошо. Что еще?
– Вместе с дочерью воеводы Гербурта, которая живет у вас…
– Он знает, что она здесь?
– Знает.
– Откуда?
– Я ее узнал.
– А зачем ты к нам опять пришел?
Томек молчал.
Собек надавил нож.
– Говори!
– Две тысячи людей Сенявского на конях стоят в лесу под Обидовой. Будто бы для того, чтобы наказать крестьян за бунт.
– А на самом деле для чего?
– Чтобы напасть на вас.
– И пан с ними? – спросила Марина.
– Пан сидит в Заборне, в корчме. С ним несколько десятков казаков.
– Когда хотят напасть?
– Как только я донесу, что Марина и панна Беата дома.
– Хорошо. Еще что? – спросил Собек.
– Больше ничего не знаю.
– Что пан Сенявский хочет сделать с Мариной?
– Не знаю. Что знал, то сказал. Только вы меня не выдавайте! На кол посадят!
– Будь спокоен!
И Собек вонзил нож, который держал над сердцем Томека, по самую рукоять. Потом вытащил изо рта трупа язык, отрезал его и, спустив с убитого штаны, засунул ему язык в зад. Так делать учил древний обычай, чтобы сохранить тайну.
– Теперь уж не расскажет, что с ним случилось, – сказал он.
После этого они с Мариной отнесли мертвеца в дальний конец подземелья и завалили вход тяжелыми камнями.
Собек сел под елью и мрачно понурил голову.
– Теперь нам конец, – с горечью заговорил он, – Против такой силы ничего не сделаешь. Не защитишься, не убежишь, не спрячешься. В Венгрию убежим – за деньги нас и оттуда достанут. Уйдем в горы, охотой жить, – оттуда выгонит нас зима. А дом сожгут, скотину, овец заберут, постройки снесут – и будем мы нищими. Да и как от бабки уйти, как ее одну оставить? Уж я ничего не знаю… Против двадцати, против двухсот человек теперь, когда все мужики дома, помогли бы и наши чупаги… Но против двух тысяч!.. Погибнет наш род. Потому что пока я жив, ни тебя, ни панны Беаты он не возьмет. Но что же потом?
– Надо завтра созвать Топоров: Железного, Лесного, Мурского, – сказала Марина.
– Ну и что? Зачем их созывать? – возразил Собек, – Что они могут посоветовать? Надо бы на десять миль вокруг всех мужиков созвать, – да и то против такой силы ничего не сделаешь. Две тысячи солдат!.. Разве что Валилес и Ломискала из могил бы встали, – тогда бы мы своего добились.
Собек поднялся, и они в молчании пошли к дому.
Там Собек ушел спать в курную избу, потому что до утра было еще далеко, а Марина вошла в чистую горницу, где спали они с Беатой.