Шрифт:
Художник А. Самоделова
Глава первая
Учёный
Осеннее солнце, дарящее крохи тепла, поднимало настроение.
Переступая через лежащих на мостовой скрюченных стонущих людей, рыжебородый мужчина в треугольной шляпе подошёл к небольшому серому дому и взялся за дверную ручку. «Жизнь – это путь к намеченной цели по лезвию ножа между грязью и кровью», – усмехнулся учёный. Неожиданно он почувствовал, как кто-то схватил его за край плаща.
– Помогите, доктор… Вы же доктор?!
Отстранив от лица надушенный кёльнской водой платок, он медленно перевёл взгляд на припавшую к его ногам женскую фигуру.
– Что?.. Чем помочь?
– Он умирает… Мой сын… Вы же доктор?..
– Я доктор философии, – развёл руками учёный.
– Но вы же можете… Вы лечите, я знаю… Мой сын… Помогите, он умирает!..
– Однажды все умрут.
Резким движением мужчина выдернул плащ из рук отчаявшейся женщины и скрылся за дверью. Подойдя к лестнице, он остановился, принюхиваясь.
– Господи, ну и вонь! Этот городишко ещё противней, чем Книтлинген! Нужно ехать в Трир, а потом возвращаться в Прагу. И чем быстрее, тем лучше.
Небольшая дверь под лестницей открылась, и в дверном проёме появилось красное заплаканное лицо его хозяйки, Анны.
– Мы все умрём?
Фауст посмотрел на полную женщину и развёл руками.
– А вы собирались жить вечно, фрау Фольк?!
– За что… За что Господь нас карает?
– Господь?
Доктор приблизился к Анне.
– А при чём тут Господь? Это что, он посоветовал вам уничтожить котов, которые боролись с крысами? Или, быть может, он рекомендовал вам сжечь учёных, алхимиков и врачей, которые могли бы вас сейчас лечить? Господь, дорогая Анна, или вы сами всё это сделали?!
– Но… Но мы же… Нам сказал священник, что они…
– Священник? А если бы священник сказал всем прыгнуть в костёр, уважаемая, вы прыгнули бы?
Фауст раздражённо кинул свою шляпу на вешалку в прихожей и метнул туда же свой плащ.
– У вас всегда есть кто-то, на кого можно всё свалить. Господь, дьявол, священник, колдуны с ведьмами. Лишь бы только самим за свою жизнь не отвечать! Ладно, прекратите ныть, дорогая Анна. Где Марк?
– Он заходил и сказал, что плохо себя чувствует.
– Плохо?.. Другими словами, этот безголовый подмастерье не принял порошок и заболел, как и весь этот вонючий город?! Он был бледен?
– Кто?
– Марк, не город же!
Женщина кивнула головой и тихо заплакала.
– Испарина на лбу была?
– Что?
– Он вспотел, спрашиваю?
– А…
– Значит, я опять остался без помощника. Придётся самому мыть колбы и тратить драгоценное время на ерунду.
Доктор сунул руку за пазуху и, вытащив белый пакетик, кинул его на маленький стол.
– Вот, растворите в стакане воды и выпейте. Не хватало мне ещё и без обеда остаться. И умоляю, вымойте руки перед тем, как готовить еду.
Учёный раздражённо подхватил небольшой чемоданчик, стоявший в коридоре, и, поднявшись по скрипучим деревянным ступенькам на второй этаж, вошёл в свой кабинет. На удивление, в нём царил почти идеальный порядок. Все колбы были вымыты и аккуратно расставлены на полках. Те же, что были наполнены разноцветными жидкостями, были пронумерованы и стояли по своим местам. Даже почтовые голуби в клетке на окне не особенно шумели. Только небольшая стопка бумаг на столе нарушала картину образцового порядка.
– Хотя бы птиц покормить догадался, – пробурчал себе под нос Фауст, – и на том спасибо. А вот про мышь забыл! Да, мой недосмотр. Руководитель, взявший на работу дурака, – плохой руководитель.
Учёный отодвинул стул и кинул в маленькую плошку обрезок сыра. Это была старая традиция – подкармливать грызунов. Он им подкидывал еды, а они взамен не трогали его вещи.
– Теперь, перед тем как брать помощника, сперва проверю его в деле, а не только в знаниях.
Поставив стул на место, Георг хлопнул в ладоши.
– Ладно, вернёмся к нашим мутонам.
Подойдя к столу, он взял несколько листов, разложил их в одну линию и задумчиво посмотрел на записи. Пробормотав себе что-то под нос, поменял их местами, написал на одном несколько цифр и тут же зачеркнул.
– Нет. Ерунда какая-то! Что-то я упускаю… Теоретически всё правильно… Но… Decipimur specie recti [1] . Да…
Просмотрев вновь один из листов, учёный опустился в кресло у окна. Ещё раз пробежав глазами формулы, он выкинул листок и, откинувшись на спинку, устремил взгляд в окно – на черепичный ряд соседних крыш. Изгибы домов действовали умиротворяюще. Собственно, ради этого вида он и снял комнату. Георг вспомнил, как, войдя первый раз в эту каморку и подойдя к окну, в мгновение растаял и улыбнулся – так же, как сейчас. «Краков, милый Краков…»
1
Мы обманываемся видимостью правильного (лат.).
Конечно, это унылое германское захолустье нисколько не напоминало цветущий столичный город с его тонкими линиями. Но дом напротив! Эти странной формы окна, точь-в-точь как те, что манили его в молодости. В их блестящих ставнях он увидел её. Странную девочку с удивительными, лёгкими, словно крыло ангела, движениями. В тот вечер Фауст впервые взялся за перо и буквально за несколько минут написал большое стихотворение. Впрочем, отложив его до утра, он вернулся к поэтическим строчкам на следующий день, а прочитав, сделал вывод, что стихосложение – не его стезя.