Легенда
Шрифт:
Человек чувствовал почти то же самое – пара удачных выстрелов и давнее решение оставить в живых беспомощное, поскуливающее от ужаса, существо, круто изменили его жизнь. Нотки уважения и легкой зависти, которые он уловил в голосе брата, обещали ему нечто совершенно новое. Он уже не тот робкий и застенчивый семнадцатилетний мальчишка, который пришел сюда позавчера; он почувствовал твердую землю под ногами и обрел уверенность в своих силах. Слова брата были большим, чем просто единичной похвалой, они сулили младшему новое положение в их племени.
Братья быстро уснули – отчасти из-за того, что присутствие волка внушало спокойствие, да и в заброшенном жилище было непривычно тепло; они позаботились о том, чтобы огонь не погас до утра.
Кирилл
Книга Петра была задумана, как академический труд, но рукопись случайно попала
Петр философски отнесся к увольнению из института. Я ожидал увидеть его подавленным, но вместо этого встретил человека, полного оптимизма и планов на будущее. Складывалось впечатление, будто он зажил собственной жизнью и занялся делом, о котором всегда мечтал. «Пора уступить место молодым, я уже внес свой вклад,» – вот и весь его комментарий по этому поводу. Свой отпуск он провел в деревне, его принимали, как почетного гостя. Небольшого роста, полноватый, полностью поседевший за эти годы, с очками, упорно сползающими к носу, деловитый и неизменно бодрый – таким мы его запомнили. Несколько месяцев назад его не стало. Он успел опубликовать серию из пяти романов, которая была не менее успешной, чем первая книга. И вся наша семья, и брат, в частности, способствовали этому. Не знаю, как бы отреагировал Алек на подобные события. Наверное, скупил бы все книги Петра – он всегда любил читать. Правда, чаще он предпочитал серьезные произведения, «тяжелые», как называла их Лиана в детстве, имея в виду не столько сюжет, сколько вес.
Я оставил книги брата себе. Марк забрал несколько томов, но остальное хранится в доме у озера. Когда мы только проектировали этот дом, я отвоевал небольшую комнатку под кабинет, он же – библиотека. Прибил полки от пола до потолка, плотно уставил их книгами. У окна – старый письменный стол, который я перевез из отчего дома. Удобное кресло. Приглушенное освещение. Проведя в кабинете некоторое время, понимаешь, что книги, оказывается, отличная звукоизоляция. Внутри тихо, слышен только шорох страниц, изредка прерываемый звяканьем ложки – я люблю чай с лимоном. Если закрыть дверь, можно представить, что ты совершенно один.
Честно говоря, я никогда не был книжным червем. По крайней мере, чтение большую часть жизни ассоциировалось с работой. Пока не приехал Денис со своей библиотекой и не обосновался в доме Августа и брата. Я часто к ним заходил, и почти каждый раз Алек со своим соседом рано или поздно заводили разговор о прочитанном, сыпали цитатами и ссылками, которые я не понимал. Денис искренне удивлялся моему невежеству – ему было невдомек, что в мире есть люди, которые крайне редко берут в руки книги. Я, к своему стыду, относился именно к такой категории. Потом брат, которому надоело меня просвещать, стал настойчиво рекомендовать любимые произведения. Я вначале отнекивался, но как-то во время ночного дежурства, когда все сообщения в мессенджере были прочитаны, а ленты в соцсетях изучены вдоль и поперек, заскучав, все-таки сдался и начал читать. Ночь пролетела незаметно. Так я и подсел на чтение.
Год за годом я скрупулезно собирал свою библиотеку – и теперь могу гордиться ею. В ней есть и роскошные издания, которые нанесли ощутимый урон семейному бюджету, и рабочая литература, и классика, и современные авторы, и книжки, с которыми росли мы, а потом они перешли моим детям. Но самыми дорогими остаются книги брата – они занимают всего одну полку, и я не раз перечитывал их. Он не был аккуратен, и часто загибал уголки страниц, корешки у многих погнуты; у пары книг рассохся клей, которыми скреплялись листы, и теперь они буквально рассыпаются в руках; на страницах можно обнаружить пятна, происхождение некоторых из них остается для меня загадкой. Ну, и та книга, которую он читал перед
Да, понимаю, что моя вера выглядит по-детски наивной – что брат вернется, чтобы дочитать начатое десять лет назад. Я никому об этом не говорил. Лишь однажды обмолвился жене – и потом весь день ловил на себе ее взгляд, исполненный жалости и нежности. Но эта книга должна притянуть его домой. Я в этом убежден.
В первые дни после переезда в дом на окраине брат казался слишком усталым, чтобы думать о чем-то другом. Это было не физическое утомление, с телом у него все было в порядке, в этом плане он был практически здоров – формулировка, которую я крайне редко использую в отношении своих пациентов. Мне кажется, что он был истощен, вымотан до предела – у него устала душа. Он слишком многое вынес за эти годы, что в городе, что в деревне, и в конце концов, этот груз тяжелым камнем лег на его сердце. Я несколько раз пытался поговорить об этом, но он постоянно уходил от ответа. Брат никогда не верил в целительную силу общения. И каждый раз терпеливо объяснял свою точку зрения, что человек сильнее всего, когда он надеется только на себя, а не перекладывает свои проблемы на других. Я пытался его переубедить, но он из тех людей, у которых всегда заготовлен ворох неопровержимых и логически обоснованных аргументов. Брат свято верил в силу разума и игнорировал чувства, в первую очередь, свои собственные. Может, это и довело его до такого плачевного состояния, в котором я обнаружил его в тот летний вечер.
Неделя пролетела быстро, Алек вел себя образцово – не срывался на свои изматывающие пробежки, проводил время дома, ел по четыре раза в день, засыпал и просыпался в человеческое время. Даже кошмары оставили его в покое, чему особенно радовался Август – он-то прекрасно знал, насколько сложно жить с нарушениями сна. Спустя столько лет я понимаю, что тогда оценивал ситуацию с точки зрения врача, а не брата и друга. Перечитываю написанное – да, так и есть. Потому что мне в первую очередь было важно его здоровье, и я надеялся, что остальное выправится само собой. Точнее, я верил, что когда все наладится, Алек сам разберется со своими проблемами.
Было заметно, что брат о чем-то напряженно размышляет, он часами просиживал в моей комнате, отрешенно уставившись в окно. Раньше такого за ним не наблюдалось – он предпочитал думать и принимать решения на бегу или гуляя по лесу. Я шутил, что шестеренки его мозга нужно основательно и регулярно встряхивать, чтобы они завелись и заработали, как часы, а ноги в этом сложном механизме играли роль маятника. Алек по достоинству оценил мое сравнение – это было понятно по взгляду, в котором проскользнуло что-то вроде улыбки.
Неделя прошла, наступил день, когда должны были приехать Петр и ребята. Денис за прошедший год стал своим в деревне, и самостоятельно уладил вопросы, касающиеся работы экспедиции. Меня его организационные способности поразили – я не ожидал от него такой активности. Он всегда был тихим и довольно замкнутым, даже в небольшом школьном коллективе оставался незаметным, хотя, по словам учеников, уроки вел неплохо и умел увлечь их своим рассказом. Его наставник, Аким, гордился своим питомцем и готовился уступить ему место. Старик не ошибся в своих прогнозах, Денис полностью оправдал его ожидания. Аким действительно видит людей насквозь, точнее, их потенциал, не зря к нему выстраивается очередь из озабоченных будущим своих чад родителей. Знать бы, что он видел в брате – Алек в тот год часто к нему захаживал, как и Август, но оба никогда не делились услышанным. Я много раз порывался расспросить старика о брате, но каждый раз меня что-то удерживает. Если бы Алек хотел – то обязательно рассказал бы обо всем. Раз он молчал – значит, я не имею права лезть в его личное дело.