Легендарные фаворитки. «Ночные королевы» Европы
Шрифт:
На подобном фоне Франсуаза д’Обинье выглядела настоящим ангелом, от которого никак нельзя было ожидать подвоха.
А пока же триумф действующей фаворитки был громок и молниеносен. В непомерной гордыне она прибрала к рукам все и вся и начала тиранить окружающих, в том числе самого короля. Рафаэль Сабатини по этому поводу пишет:
«Он сделался ее робким и покорным рабом, да только рабство это, видно, было не таким уж и сладким. Постоянство и покорность не входят в число добродетелей Юпитера. Поначалу король стал раздражителен, а потом сорвался и, отбросив всякую сдержанность, пустился в скандальный и вопиющий разврат. Представляется сомнительным, чтобы
Гордая маркиза де Монтеспан страдала от ревности. Она пребывала, как замечала мадам де Севинье, в неописуемом состоянии духа: в течение двух недель не показывалась перед двором, писала с утра до вечера и все рвала в клочья перед сном.
Пока час окончательного прощания с ней короля еще не наступил, но наблюдательные люди сделали вывод — он уже пресытился маркизой…
Историк Андре Кастело констатирует:
«Время от времени она устраивала скандалы своему сиятельному любовнику, если он оказывал внимание какой-нибудь красотке. Так было с мадам де Людр. Как только король покинул эту кокетку, весь двор бросился поздравлять мадам де Монтеспан».
Мадам де Севинье в письме к дочери восхищалась:
«Ах, моя милая, какой триумф в Версале! Какая гордыня! Какая вновь обретенная власть! Я пробыла целый час в ее комнате. Она была в постели, причесанная, расфуфыренная — отдыхала перед «разговеньем в полночь». Как она перемывала косточки бедной де Людр!»
И действительно, после этого король и его возлюбленная стали даже более близки и общались чаще, чем когда-либо прежде. Казалось, чувства прежних лет вернулись, все былые опасения исчезли, и любой мог с уверенностью утверждать, что никогда не видел более прочного положения мадам де Монтеспан. Ничто больше не омрачало счастья маркизы, и никогда еще ее власть над королем и его двором не была столь абсолютной. Так продолжалось целых два года.
Мадемуазель де Фонтанж
Однако вскоре оказалось, что это была последняя вспышка умирающего огня, и король вновь попал в ловушку своих собственных необузданных эмоций. На горизонте появилось восемнадцатилетнее создание, которое звали Мария-Анжелика де Фонтанж.
Шел 1679 год. Мадемуазель де Фонтанж была фрейлиной королевы, и при этом она выглядела совсем еще ребенком, нежной и свежей, как утренний лепесток розы, покрытый каплями росы. Она очаровала «короля-солнце» своими волосами цвета спелой ржи, огромными светло-серыми бездонными глазами и розовыми щечками. Она вела себя как настоящая героиня из романов. По свидетельству баронессы Лизелотты фон дер Пфальц, она была прелестна, как ангел, и родственники послали ее ко двору, чтобы она составила себе счастье, как раз благодаря этому своему главному достоинству.
Мадам де Монтеспан в это время уже исполнилось тридцать восемь лет, и перед ней находилась соперница, по возрасту годившаяся ей в дочери. На озаренном «королем-солнцем» небосклоне явно всходила новая ослепительная звезда. Нежные чувства, проявляемые Людовиком XIV
Людовик XIV осыпал девушку бесчисленными милостями и подарками. Он пожаловал ей титул герцогини с доходом в 20 000 ливров. Подданные шушукались и роптали, официальную же фаворитку все это попросту бесило. В слепой ярости она открыто оскорбляла новоиспеченную герцогиню и однажды спровоцировала короля на публичный скандал, с небывалой откровенностью и завидной смелостью заявив ему в глаза:
— Вы обесчестили свое звание, вы покрыли себя позором. Вам явно изменил вкус. Надо же, завести шашни с этой маленькой пустышкой, у которой ума и хорошего воспитания не больше, чем у бездушной бело-розовой куклы!
Сказав это, маркиза презрительно усмехнулась, заключив свою речь беспрецедентным оскорблением:
— И вы, король, стали любовником этой неотесанной деревенщины!
Людовик XIV побагровел от возмущения и грозно воскликнул:
— Бессовестная ложь! Мадам, вы совершенно невыносимы!
А потом, будучи привычным к тому, что до сих пор даже самые гордые головы во Франции непременно склонялись перед его гневом, он добавил:
— Вашими устами говорит ваша дьявольская гордость, ваша ненасытная алчность и безжалостная душа деспота. У вас самый лживый и ядовитый на свете язык!
Король был очень доволен своим ответом, уж он-то умел ставить людей, забывших, с кем они разговаривают, на место. Однако ответ маркизы низвергнул божество с небес на землю.
— Все мои несовершенства, — усмехнулась она, — ничто в сравнении с вашей похотливостью.
Это было уже слишком. «Король-солнце» не мог стерпеть такого надругательства над своим «грозным божественным великолепием». Эта женщина посмела указать ему на его человеческие слабости. Простить такое было невозможно.
Гробовое молчание нависло над остолбеневшими свидетелями этой сцены. Потом, в тщетной попытке спасти свое поруганное достоинство, Людовик XIV без единого слова резко повернулся и удалился, громко стуча каблуками по полированному паркету.
Вот тут-то мадам де Монтеспан и осознала, какую непоправимую глупость она совершила, но ничего, кроме ярости, не почувствовала. Кроме ярости и жажды мести. Нет, этой новоиспеченной герцогине де Фонтанж не придется наслаждаться плодами своей победы! И Людовику (да, и Людовику тоже!) не избежать наказания за свою неверность…
Странная смерть мадемуазель де Фонтанж
И маркиза уже знала, кто ей поможет.
Как-то раз ее внимание привлек один молодой человек, выделявшийся в пестрой толпе своим черным с головы до пят платьем. Бледное лицо его несло на себе печать внутренней сосредоточенности, а взгляд словно пронизывал насквозь. Это был известный алхимик Ванан из Прованса, человек сколь таинственный, столь и опасный. И мадам де Монтеспан в последней отчаянной надежде вдруг решила обратиться к нему за помощью. Она дождалась, пока он на нее посмотрит, и с улыбкой на устах сказала:
— Месье Ванан, я слышала, что ваши философские успехи столь велики, что вам удалось превратить медь в серебро?
Тонкие губы алхимика тронула улыбка:
— Это правда, мадам, — ответил он. — Я сделал слиток чистого серебра, который приобрел у меня монетный двор.
Интерес мадам де Монтеспан, казалось, еще больше возрос.
— О, монетный двор! — воскликнула она удивленно. — Но ведь это же настоящее чудо!
— Никак не меньше того, — довольно согласился алхимик. — Но теперь мне предстоит еще большее чудо — трансмутация неблагородного металла в золото.