Легендарный Араб
Шрифт:
Радзянский отдавал себе отчет, что подвергает себя риску, но бросил в рот три смертельные пилюли собственного изготовления. Прежде чем растворится желатиновая оболочка, можно успеть сделать задуманное. Лев пил воду, а лицо было бледное, губы приобрели телесный оттенок. Он держал капсулы под языком и, сделав последний глоток, протолкнул их языком в горлышко бутылки.
— Уф-ф, — Араб облегченно выдохнул и завернул крышку. — Хорошая водичка, холодная.
На улице было жарко, в салоне машины тоже; Араб намеренно не включал кондиционер
— Пара минут — и поедем, — сообщил он временным телохранителям.
Действительно, они нашли его лицо достаточно бледным, один предложил услуги водителя. Лев ответил поговоркой: «Трубку, лошадь и жену не дам никому». Открыл окно и закурил.
Его вариант сработал, едва машина тронулась от кафе; Араб еще подумал: «Быстро вы испеклись, ребятки». Он мог бы прихватить из дома еще какое-нибудь радикальное средство, но был уверен, что за время пути сумеет накормить тупоголовых телохранителей «нитроглицерином». Тот, что сидел справа, первым потянулся к бутылке, которую сам и купил. Он пил долго, не отрываясь, затем передал ее товарищу. А Араб уже искал место для съезда с дороги.
Неприметная грунтовка появилась на горизонте, когда кавказцы коснулись друг друга посиневшими лицами. Лев отъехал от основной дороги довольно далеко и укрыл трупы в густых зарослях крапивы; а перед этим освободил опекунов от их документов и сотовых телефонов. Содержимое бутылки вылил в кусты, а саму бутылку выбросил из окна машины примерно в пяти километрах от того места. От ядовитых капсул избавился тем же методом, по одной выбрасывая на дорогу.
Звонок от Руслана не заставил себя долго ждать. Лев ответил осетину по трубке опекуна.
— Не знаю, Руслан, сейчас поищу. — Радзянский действительно пошарил глазами по салону «БМВ», отрывая взгляд от дороги. — Куда-то вышли. Но ты позванивай, может, еще появятся.
* * *
...Утром прошел короткий, но сильный дождь. Перед въездом с Самару Радзянский залил полный бак бензина, позволил двум подросткам вымыть машину и щедро расплатился с ними. За поселком Мехзавод его остановил наряд патрульно-постовой службы. Воспользовавшись случаем, Лев спросил у проверяющего документы милиционера, где находится адресное бюро, ибо по телефону, который принадлежал Татьяне Прутковой, ему ответили, что здесь такие уже давно не живут.
Постовой, нахмурив лоб, долго думал, потом подозвал напарника. Тот довольно точно объяснил, как доехать до адресного бюро. Все оказалось довольно просто.
— Езжайте прямо по Московскому шоссе, никуда не сворачивая. На кольце у автовокзала — второе на вашем пути — налево и еще немного до следующего кольца. От него — во двор девятиэтажного дома. Приметный дом, из желтого кирпича, буквой Г, улица Авроры, 201. Там спросите. Но, думаю, и так найдете.
Постовой угостился у Радзянского «Кэмелом», и Лев возобновил
Он без труда отыскал дом под номером 201, расположенный на пересечении улиц Авроры и Антонова-Овсеенко, зашел в магазин, купил коробку конфет, которая заметно ускорила процесс поиска адреса Татьяны Прутковой. Он заполнил бланк, вписал туда имя, фамилию, отчество Татьяны, ее год рождения, заплатил десять рублей и уже через десять минут имел на руках ее новый адрес. Служащая адресного бюро с готовностью помогла ему, узнав еще и номер телефона. Поблагодарив девушку, Радзянский вернулся в машину. Не откладывая, он набрал на сотовом телефоне номер Татьяны.
Он заметно волновался: сейчас он услышит голос женщины, с которой не виделся восемнадцать лет. Теперь с ней его связывало не только прошлое, но и настоящее, от которого сосало под ложечкой. Он был уверен, что трубку снимет именно Татьяна, но ему ответил мужской голос, молодой, как определил Радзянский.
«Саша, ее старший сын».
Он помнил его шестилетним мальчиком. Они сдружились за те два месяца, которые Лев провел у Татьяны. Радзянский попытался представить, как он выглядит сейчас, но отчего-то видел собственный, в тридцать лет, образ, когда познакомился с Татьяной.
— Здравствуйте, — приветствовал он парня, — могу я поговорить с Татьяной Михайловной?
Саша сказал «да». Потом Радзянский услышал его приглушенный голос, зовущий Татьяну: «Мам, тебя к телефону».
Сердце Льва учащенно забилось, рука с телефоном дрогнула у уха, и он машинально потянулся за сигаретой. Но смял ее во влажной ладони, услышав знакомый голос:
— Да?
Он проглотил тугой комок, подступивший к горлу, и тихо сказал:
— Здравствуй, Таня.
Пауза.
— Здравствуйте... Кто это?
«Она не узнала меня... Конечно, не узнала».
И снова собственное имя показалось ему чужим, он почти с ненавистью выговорил его в трубку:
— Это я, Лев.
В трубке повисла напряженная пауза. Радзянский не мог видеть, но почувствовал, как женщина закрывает дверь, чтобы остаться одной в прихожей.
— Лева... — Он услышал укоризну в ее голосе. — Зачем ты позвонил? Мы же договаривались, помнишь?
Он помнил все: просьбу в ее глазах, граничащую с мольбой, маленькую девочку в ползунках, которая внезапно успокоилась при виде незнакомца, себя, стоящего с опущенной головой, человека, в один миг нашедшего и потерявшего очень многое.
— Таня, нам нужно встретиться.
— Зачем?
— Нужно, Таня. Очень нужно.
— Лева, не ломай жизнь девочке.
«...не ломай жизнь девочке».
— Таня, я прошу тебя о встрече. Это очень важно. — Он заговорил торопливо, боясь, что женщина положит трубку. — Я все помню, ничего не забыл. Сколько лет прошло, Таня, восемнадцать? Разве я потревожил тебя за эти годы?
— Лучше бы тебе потревожить меня лет десять назад, — услышал он тихий голос, — но не сейчас.