Легендарный Араб
Шрифт:
28
Людмила Павловна Грязнова работала следователем шесть лет. Ей было двадцать семь, симпатичная, с овальным лицом, серо-голубыми глазами и вздернутым носом. Плотные темно-коричневые шторы на окнах ее кабинета были задернуты, светильник на струбцине освещал большую часть стола, на котором в беспорядке лежали бумаги, недоеденный бутерброд с колбасой и стоял стакан остывшего чая.
Следователь бросила на вошедшего долгий насмешливо-сочувствующий взгляд и поздоровалась кивком головы.
Олег
— Чахнешь? — Он указал глазами на зашторенное окно, за которым ярко светило солнце.
— Чахну, — подтвердила Грязнова. — Ты, я вижу, тоже чахнешь. — Она надолго задержала взгляд на его отекшем лице с телесного цвета губами. На щеках Олега играл нездоровый румянец, под глазами темные круги, на подбородке двухдневная щетина.
«Непросыхающий телохранитель», — ухмыльнулась Грязнова. Ей же принадлежало еще одно изречение, которое однажды она высказала в глаза Олегу: «Пристяжной при начальнике».
Людмила была права. Олег догадывался, что за глаза его называют «шестеркой». Он частенько напрягал слух, надеясь услышать это слово и потом отыграться на обидчике, кем бы тот ни был, хоть самим Поляковым.
Скачков был сильным парнем, когда-то получил кандидата в мастера спорта по боксу. Некогда сильные мышцы потеряли упругость, но сохранили натренированность, он одним ударом мог отправить физически крепкого человека в глубокий нокаут.
— Донос? — Олег приподнял лист бумаги на столе Людмилы.
— Донос. — Грязнова шлепнула его по руке. — Не трогай. Зачем пришел?
— Да так... Проходил мимо.
— В следующий раз будешь проходить мимо — проходи, не задерживайся.
— Вечерком забегу к тебе домой?
— Не-а. — Людмила сморщилась и покачала головой. — Мне надоели твои забеги. Забежишь, заскочишь, вскочишь... Удовлетворяйся где-нибудь на стороне. Скоро докатишься, будешь удовлетворяться в одиночестве. Я серьезно, Олег, ты ноздри не раздувай, лучше посмотри на себя в зеркало: отекший, неумытый. — Людмила полезла в сумочку и с брезгливой миной на лице подтолкнула к бывшему мужу дезодорант. — Побрызгайся... И как только Поляков терпит твой запах.
— От него самого воняет. — Олег и не думал обижаться, он улыбнулся одной стороной лица, расстегнул на груди рубашку и оросил себя цветочным дезодорантом. — Я возьму, — сказал он, закрывая крышку, — освежу шефа.
— Лучше поссы на него, — грубо отрезала Грязнова. — У меня дел полно, так что топай, Олег.
Скачков взял со стола недоеденный бутерброд и отправил его в рот целиком. Пока он пережевывал и запивал чаем, Людмила не сводила с него глаз. Сегодня вечером он придет. Обязательно придет. Явится чисто выбритым, освеженным, по-хозяйски расположится на диване, закурит, дурашливо откажется от вина, будет притворяться самим собой до тех пор, пока она не погасит свет и ляжет в постель. А он помедлит, огонек от сигареты еще долго будет скользить вверх-вниз, оставляя за собой красноватую мерцающую ленту. Когда глаза привыкнут к темноте, она, скрывая смех, будет наблюдать мужской
Людмила не сдержала улыбки.
— Ты чего? — Олег вопрошающе мотнул головой.
— Да так, ничего особенного. Значит, вечером придешь?
— Ну да. — На его лице проступило выражение: «Как же иначе? Мы же договорились».
— Я буду ждать. — Ей доставляло удовольствие немного поиздеваться над бывшим мужем, который при встречах хоть и напускал на себя безмятежность, но внутри был напряжен.
На последнюю реплику Людмилы Олег никак не отреагировал. Поставив пустой стакан на стол, он вышел из ее кабинета.
* * *
— Тебе не кажется, что Вадик перестарался? — Скачков, невзирая на предупреждения Полякова не курить в его «Мерседесе», сунул в рот сигарету и опустил стекло со своей стороны.
— Чего? — не понял Валеев, держа одну руку на баранке «Мерседеса». Они поджидали начальника, Поляков заехал посмотреть, как продвигается ремонт в его роскошном особняке, стоящем обособленно от остальных домов, разбросанных вдоль обрыва, как ласточкины гнезда.
— Я говорю о той девчонке, дочери Араба.
— Это не наше дело. Пусть болит голова у шефа и у Руслана. Проститутка, она и есть проститутка, с нее не убудет, согласен?
— Согласен. Но на фиг он трепанулся про ее отца? Был же уговор, в конце концов.
— Не мы с тобой его подписывали. Наше дело маленькое: дождаться Араба и отправить его кормить рыб. — Валеев рассмеялся. — Араб даже на том свете продолжит любимое занятие.
— Да хрен с ним, с Арабом, туда ему и дорога.
— Слушай, тебе не кажется, что ты зациклился? Месяц назад ты пел по-другому.
«Пел», — усмехнулся Скачков. Действительно, план, разработанный Русланом Хачировым и каким-то незнакомым Олегу стариком — судя по всему, человеком очень влиятельным, имя которого лишь два или три раза было произнесено Русланом и которое Олег забыл, — так вот, план ему понравился.
В тот вечер Скачков сидел в ресторане в компании Валеева и бокал за бокалом глушил местную «Анапу». В какие-то моменты ему действительно казалось, что красивая смуглянка, обворожительно улыбающаяся Радзянскому, действительно дочь Руслана Хачирова. Она даже не вжилась в эту роль, а жила ею — именно такое впечатление производило ее естественное поведение: ни малейшей фальши — ни в глазах, ни в жестах, ни в голосе, который отчетливо доносился до Олега, когда смолкала музыка.
У нее был красивый голос, Скачков непроизвольно косился на лабухов на сцене, когда те в очередной раз брали в руки музыкальные инструменты — так ему хотелось слышать его. И чем больше он пил, тем больше желал ускорить процесс сближения ее и Араба, но только для того, чтобы набить впоследствии Арабу морду и... занять его место. Именно в этом месте желания Олега расходились; в конце концов он запутался, не понимая, чего хочет. Тогда и пришла другая мысль: подойти к столику, за которым сидели Радзянский и девушка, и пьяно сказать: «Дураки, вам нельзя».