Легендарный Араб
Шрифт:
Сейчас Иванов должен был думать об одном — о том, что его собеседник обладает уникальной информацией, которая позволит ему приобрести вожделенную картину, а заодно посмеяться над незадачливым коллекционером.
— Доказательством может служить только одно, — после довольно продолжительной паузы сказал бизнесмен, — это экспертиза картины.
— Естественно, — кивнул Радзянский. — Интересуют подробности, как кинули вашего знакомого?
Без упоминания имен подробный рассказ Радзянского занял около пяти минут. Интуитивно Иванов почувствовал, что его собеседник говорит правду.
Контакт с клиентом был налажен,
Временно Радзянский ушел от ответа на вопрос, кто порекомендовал ему Иванова; он также не представился, объяснив, что это лишнее.
Вообще у Иванова сложилось благоприятное впечатление об этом человеке, который отлично разбирался в предметах старины, был знаком с работами Василия Кандинского и Пиросмани, некогда купившего «миллион алых роз» и умершего в нищете, назвал несколько знакомых Иванову имен богатых коллекционеров предметов искусства, высказался относительно ошибочной идеи ортодоксальной египтологии и так далее. Он был грамотен, начитан. Умен — Иванов подвел черту под краткой, но емкой характеристикой Льва Радзянского.
Однако настораживал тот факт, что Радзянский так и не представился, а иметь дело с человеком, не зная о нем ничего, было не в правилах бизнесмена. Поэтому он повторил вопрос:
— Так кто вас мне порекомендовал, любезный?
Лев предполагал, что Иванов настоит, у него был приготовлен ответ, поскольку в обширной компании бизнесмена был человек, на которого он мог сослаться.
— Вы знаете Валентина Руденко?
— Знаю ли я Валентина! — рассмеялся Иванов. — Так, значит, это он отрядил вас ко мне?
— Не совсем так, Сергей Юрьевич.
Делая вынужденную паузу, Радзянский еще и еще раз вглядывался в черты лица Иванова, а в голове рождался очередной план. Очередной. Так же, как и потенциальных покойников, их было слишком много, они рождались как мыльные пузыри и, сверкнув радужной оболочкой, лопались.
Иванов часто применял в разговоре уменьшительные и ласкательные слова, его голос был всегда доброжелательным, оттого немного медлительным. Он старался говорить с выражением, но дальше восходящих и затухающих по силе звуков дело не доходило — выразительность сказанных им фраз едва прослушивалась. Вообще речь Иванова как две капли воды походила на манеру разговора ведущего программы «Сегоднячко» Льва Новоженова. Но в отличие от последнего Иванов был тучным, его лицо сыто лоснилось, заплывшие жиром, с хитрым прищуром, как у старого лиса, глаза едва просматривались за толстыми стеклами очков.
Радзянский неплохо разбирался в одежде. Он отметил, что светлый с переливом английский костюм Иванова можно обменять на новые «Жигули». Хотя непосвященному он показался бы обычным, сшитым в Турции или Китае. Полосатая сорочка выглядела стерильно, но так же простовато. Просто, дорого... и со вкусом.
Валентин Руденко, о котором заговорил Радзянский, был тем самым энергетическим магнатом, на чьей дочери однажды женился Борис Левин. Такого человека знали даже простые смертные. А близкие по духу, по социальному положению знали друг о друге больше, чем о себе. Поэтому Лев был уверен, что Иванов вспомнит тот неприятный для Руденко отрезок жизни, когда «никто» Левин едва
— Не совсем так... — повторил Иванов слова собеседника, прикидывая, что могла означать эта туманная фраза. После объяснений Радзянского он снова повторился: — Знаю ли я Бориса Левина! Он же был женат на этой мымре, дочери Руденко!
Предаваясь воспоминаниям, Иванов представил себе как наяву дочь магната на какой-то тусовке, где присутствовали сливки общества. Это случилось сразу после ее развода. Она говорила о своем бывшем муже с таким пренебрежением, словно это она выпихнула его из дома: «В постели он вообще ничего не может. Такое чувство, что спишь с мощами». Все понимали ее состояние — надо же реабилитироваться в глазах общества — и скорбели вместе с ней, пряча насмешливые взгляды.
Иванов рассмеялся, качая головой.
— Надо сказать, Левин дал хорошего пинка нашему главному энергетику. Удивляюсь, что Руденко до сих пор не обесточил квартал, где живет Левин. Значит, вы пришли по его рекомендации... — Иванов покивал. — Что ж, это меняет дело. Итак, ваше имя...
— Лев Радзянский.
— Имеете свой бизнес?
Араб покачал головой:
— Перебиваюсь случайными заработками.
Все шло как по маслу. Конечно, тот факт, что у него на стене висит подлинник «Опрокинутого треугольника» Кандинского, Борис Левин вынужден был скрывать. Если кто и видел картину, звучал ответ хозяина: «Копия». Скажи он обратное, его бы «подтянул» кинутый им бизнесмен, и Левин лишился бы не только картины, но и стен, на одной из которых висело полотно.
— Хорошо, — возобновил разговор Иванов, — теперь к делу. О «Треугольнике», пока я не увижу картину, а впоследствии не проведу экспертизу, говорить не стоит. Что именно вы можете предложить мне? — Иванов собрал снимки сокровищ царского некрополя и постучал ими по столу, выравнивая.
— Реально только одну вещь: Золотой Архар. — Теперь можно было обещать, лишь бы не переборщить с объемом, который так или иначе насторожит Иванова. — Под словом «реально» я подразумеваю время. Наверное, я смогу договориться еще и по подвескам царицы, но это займет два-три месяца, может, больше. «Искусство требует времени...»
— Да, да, — подхватил Иванов, — «...а жизнь коротка».
— А что насчет статуэток? Особенно хороша одна — довольно старая работа под Канову [4]. Даже такая подделка ценится.
Иванов кивнул: да, я знаю.
— Я возьму их, но это так, мелочь. — Сергей Юрьевич снова помолчал. — У меня к вам будет деловое предложение.
Бизнесмен побарабанил по столу пальцами и только сейчас догадался предложить собеседнику еще один бокал портвейна. Подняв свой и обменявшись с Радзянским кивком головы, выпил.
Стол был богато сервирован: различные салаты, икра, исходящее соком жаренное на углях мясо, манящий, неповторимый аромат галганта и лимона, дополняемый запахом зелени, на листках которой блестели капельки воды.
Вбросив, словно компромат, слова о деловом предложении, Иванов замолчал, уделяя внимание мясу и подавая пример своему сотрапезнику.
Радзянский почти был уверен, что последует дальше. И он не ошибся. Воспользовавшись зубочисткой, Иванов пожевал губами и с шумом втянул сквозь зубы воздух, пренебрегая элементарными правилами приличия.